Глава 22 «Любовь»

Перед этим вы читали главу 21 «Боженька». Если не читали - почитайте.

Что такое любовь? Любил ли Иван Бастон? Безусловно. Скорее всего. Он не мог ответить на этот вопрос. Совершал ли он поступки? Определенно. Он был героем, а героям многое прощается… всегда… Во все времена... Но этого всегда мало.
Младенцем он сосал грудь матери Марины Георгиевны с такой силой, что она умерла через месяц после родов… Никто ему об этом не рассказывал, никто не попрекал его смертью матери… Он сам об этом знал, помнил и крепко думал… Другие были уверены, что Марину Георгиевну Бастон убило током. Но Ивана не интересовало мнение других.
Спустя годы он станет настоящим Геркулесом — сначала бандитом, террористом №2, потом богатырем, героем реалити–шоу «Война», а в конце концов настоящим Императором, уничтожающим и смертоносным, великим и могучим… И никакие треклятые змеи судьбы, никакие предрассудки и законы не смогли бы удушить его. Он был живучий, как Ахиллес, властительный, как Гектор, могущественный, как Агамемнон, хитрый, как Одиссей.
— Вы мне верите, Борюсик?! — кричал он в очередном припадке тщеславия, обнимая пышных негритянских красавиц.
— Безропотно, мой Император, — находясь перед ложем, отвечал Борис без промедления и поднимал свои маленькие ручки, сжатые в кулачки.
Однако иногда ночами Иван прогонял грудастых длинноногих красоток и в истерике плакал горькими слезами, не подпуская к себе никого, кроме карлика «по особо важным», президента НРК Бориса Стерха. Никто другой не мог видеть слез Великого Императора. Боря приносил гору носовых платков и… тут начиналась древнегреческая трагедия. Почти «козлиная песнь»...

Они с Борей лежали в обнимку и, укрывшись шкурой немейского льва, выращенного в сингапурском зоопарке персонально для Ивана, плакали, несчастные, горькими слезами… И опять-таки — никаких «свирепых кобылиц фракийского царя Диомеда», никаких «ПАСЕ ни в рот, ни в попу»… только истинная мужская дружба…
— Мой Гефестион, — скажет однажды Иван ибн Бастон после ранения в сердце…
— Не покидай меня! — заревет тогда от ужаса Боря Стерх.
— Хе-хе, — крякнет от удовольствия Иван и отхаркнет в ладонь крови с ложку.
А через неделю он встанет на ноги, расправит ладонь за спиной и перед камерой с новой силой крикнет:
— Я вас всех убью, твари! — крикнет, молниеносно подняв рейтинги, а потом сядет, подзовет к себе Борю Стерха, Гюстава Жюно и Аарона Обрамовича к себе и пустит слезу.
— О боже! — заплачет в ответ секущий всё Боря.
— О боже! — запоют в один голос Аарон Обрамович и Гюстав Жюно.
С годами Иван Бастон становился всё сентиментальнее и сентиментальнее. Чем больше населенных пунктов он покорял, тем более чувствительным он становился. Однако его чувствительность его же и тяготила. Он иногда так громко ругался матом! Так громко! Потом выгонял всех из дворца и от души бил дорогую посуду — сервизы, горшки… Жюно, Обрамович, Стерх и прислуга терпеливо ждали, когда же император устанет и закончит. Но он мог крушить мебель и посуду часами, сутками. Однажды он крушил свой новый замок целую неделю. А потом выскочил с гранатометом полуобнаженный и такой дикий, что вся прислуга ахнула, разбежалась кто куда, и даже охранники мамелюки-негры попрятались по углам.

Поговаривали, что выращенная за спиной ладонь негативно действует на мозг императора Ивана. У него случались резкие перепады настроения. Он то плакал, как дитя, то истерил и гонял по дворцу придворных. От депрессий не спасала даже война.
— Жениться тебе надо, Ваше Императорское Величество, — тихо сказал штатный хиромант Гюстав Жюно
— Еще раз? — удивлялся Иван и считал по пальцам своих жен.
Пальцев на руках и ногах для подсчета супруг уже давно не хватало. Приходилось считать дважды...
— Еще пару раз можно, — соглашался Борюсик с предложением хироманта.
Иван молчал. Он был погружен в легкий хаос своих мыслей, на ход которых не действовали мощные антидепрессанты.
Поговаривали, что Бастон употребляет что-то более серьезное, типа лунного метоксетамина. Но подтвердить эти слухи никто не мог.
Борис на все вопросы о здоровье императора отвечал:
— Просто русская хандра.
Сегодня Иван лежал на полу в своей огромной спальне, некогда принадлежавшей президенту НРК, и, насмотревшись сериала про любовь несчастного ладонника и красавицы Райхон, думал о самом главном.
Могла ли она полюбить его? Его — чудовище с ладонью. Императора «хрен знает чего»… И любил ли он ее? А хрен его знает. Он не знал, что такое любовь. Но его тянуло к ней. Вероятно, тянуло по одной простой причине: она любила Джона Хулигана — его врага номер один. А может быть, и нет. Может быть, этого урода с пружиной она и не любила... Черт его знает! Важно одно — он ревновал. Ревновал безумно. И два раза в неделю по этому поводу бился в истерике. А еще он вспоминал негритянскую старушку, которая предсказала ему смерть от пружины... И еще Джунг Су-Ким... и ее лицо... Откуда? Зачем? Почему? Напоследок он разбил китайскую вазу, стоявшую на полу. Поднялся и вышел на балкон. Борис поспешил за ним.

— Боря, почему у меня есть только ты? И никого больше нету? — спросил Иван, рассматривая с балкона императорского дома народные гуляния.
— Потому что у тебя есть я, — улыбаясь, отвечал Боря.
Иван вернулся в опочивальню, лег в большую кровать на спину, раскинул руки и шепотом впервые вслух произнес:
— Я хочу Лизу, Боря... да... я хочу ее...
Боря не ожидал такого поворота событий, надул губы, прошелся из угла в угол, налил себе бокал вина, залпом выпил, утерся, прыгнул на кровать к Ивану и, пританцовывая, пропел:
— Ну и возьми ее!
— Я хочу, чтоб она меня полюбила.
Борис стал изображать половой акт, показывая тем самым, как нужно ее взять, как загнуть, как поиметь.
Иван сердито лягнул карлика ногой, тот упал на пол, встал на карачки, подполз к кровати и театрально удивился:
— А зачем? Зачем моему императору женщина, которая любит недоумка?
Иван сморщился, отвернулся и не ответил на вопрос.
Карлик уселся на пол и продолжил:
— Хотя... может быть, она его и не любит. Папу своего она любит точно. Притом — странною любовью.
Через какое-то время Иван хлопнул в ладоши и крикнул:
— Уйдите отсюда! Все!
В эту ночь перед попыткой самоубийства Иван в тайне от слуг ходил к ней без охраны... Один. А когда в темном месте на улице между набережной и аллеей Шпака одноглазый и хромой пьяный ладонник-ветеран докопался до него, он даже не стал сопротивляться: вырвался и просто сказал:
— Извините, я спешу, — и пошел восвояси.
Ладонник, не узнав своего Императора, кричал вслед грязные ругательства, но Иван Бастон никак не реагировал. Потом остановился, вернулся к ладоннику. Тот даже сжался, отпрянул назад. Иван без страха подошел к нему, вынул из кармана горсть золотых монет и высыпал ветерану в ладонь. Тот от растерянности встал на колени, поклонился до земли и стал истово креститься.
Иван молча двинулся дальше.
Он шел этой глубокой темной ночью к окнам девушки, которую, теоретически, мог полюбить… Ведь он мог к ней пристраститься… примерно так же, как Джон Хулиган… Всенепременно мог. От всего сердца… чисто… всей душой… Конечно же, мог, ведь он… Император… Сейчас он по ней тупо сох. Но влюбиться тоже мог. Запросто.
И еще он думал о том, что зря они с ней пошли на эксперимент, сделав ей операцию... Зря... В этот момент он даже обозлился на Бориса. Ведь это была его идея.
Иван добрался до ее дома, увидел под окнами спящего нищего, дал ему золотую монетку, сказал: «Дергай отсюда», — и тот с удовольствием дернул за угол.
Иван посмотрел на часы. Было час тридцать. Она уже спала. Лиза определенно спала. Слава Богу, рядом не было вездесущего Бори Стерха. Он мог всё испортить.
— Она спит, — произнес за спиной Боря.
— Что ты здесь делаешь?! — испугался Иван.

— Я по «особо важным»… «Генералиссимус сухопутных войск и артиллерии»… К тому же... теперь это моя страна... моя столица... Я не могу сидеть дома, когда мой император… извиняюсь, тупит…
Только Боря Стерх мог сказать такое императору… А император равнодушно стерпеть. Другого бы уже через 15 минут вели на расстрел или четвертовали мамелюки.
Иван ибн Бастон указал на темное окно и тихо приказал:
— Тогда… — на секунду замолчал, потом продолжил: — Сделай что–нибудь!
Боря сжал маленькие кулаки, вскинул руку в жесте «но пасаран», смело пошел вперед, потом быстро вернулся и шепотом спросил:
— А чего сделать, мой викинг духа?
Иван оторопел, изменился в лице, широко развел руками, хотел что-то сказать, но лишь крякнул и… сдулся.
— Вот и я говорю, — взял инициативу в свои руки бодрый Боря. — Давай я на ней женюсь, мой император?
— Ни в коем случае! — почти закричал Иван.
Но Борюсик попытался закрыть ему рот и тихонько продолжил:
— Она нам нужна для других целей. Телок в мире тьма. Принцессы всякие. Дочери верховных главнокомандующих Шан и ВА. Милые узкоглазые потомки «процветающего принца» Хун Са или генералиссимуса Йод Сук. Дочери олигархов различных почти даром дают. Это сто процентов... Вдовые царевны, которым до двадцати пяти лет. Всё уже умеют. Учить не надо. В самый аккурат, Ваше Императорское Величество. Ну, хочешь, убьем пару-тройку твоих жен? А? Она, — хитро прищурив глаз, показал он пальцем на окно спальни, — завтра уже превратится… Да-да-да...
Иван схватил Борю за шкирку, оттащил в сторону подальше от окна, поставил его, достал из ножен большой нож. Борюсик гордо поднял голову, снял с шеи шелковый шарфик и показал рукой на сонную артерию. На скулах императора ходили желваки. Однако он вложил нож в ножны. А Боря, как ни в чем не бывало, продолжил:
— Ну не фанатируй ты по этой тёлке, мой Император, не фанатируй. Не пугай меня. Я человек незаинтересованный. Ты меня знаешь. Плохого не посоветую. — Он схватил Ивана за руку и потянул за собой. — Поехали домой? А, Вань?
На что Иван, пригрозив Боре пальцем, заметил:
— Никогда не нужно говорить, как тебе плохо, а то другим людям может вдруг от этого стать хорошо.
Боря парировал:
— Когда плохо — объективно и, с позволения Вашего императорского величества, солидарно, — многозначительно указал он пальцем на себя, — это не так обидно, и, посему, даже хорошо. Ибо я завсегда солидарен с тобой, Муса ибн Бастон. В любые времена! Ты ведь меня знаешь. Айда домой!
После последних слов Боря поначалу жизнерадостно засмеялся, потом утих, взглядом преданного пса посмотрел Ивану в глаза и нажал кнопку на часах.
Моментально прилетел бронированный быстролет. Открылись боковые люки с затемненными окнами. Оттуда вышли мамелюк Ибрагим и новый командир «Смертоносной гвардии» Джиргала Чапчик. Боря услужливо, почти с нежностью, посадил Ивана на заднее сидение, поправил императору одежду. Еще раз взглянул на темные окна Лизиной квартиры, вздохнул, сел на переднее сидение. С двух сторон от президента уселись мамелюк и Чапчик. Люки закрылись. Быстролет почти беззвучно взлетел и, рассекая светом фар темноту, понесся по направлению к президентским апартаментам.
Лиза уже более двенадцати часов крепко спала в своей постели. Наутро подруга Вика даже испугалась. В девять часов она постучала в дверь Лизиной комнаты. Но соседка не отозвалась на стук. Тогда Вика на цыпочках подошла к кровати и рукой проверила дыхание спящей. Лиза дышала.
— Слава Богу, — сказала вслух Вика.
И в этот момент Лиза проснулась, улыбнулась и потянулась:
— Мне снился прекрасный сон. Ко мне приходил принц.

— Джон Хулиган? — поинтересовалась подруга.
Лиза пожала плечами, зевнула и ответила:
— Нет, какой-то другой.


А Иван в эту ночь совершил свою первую попытку самоубийства. Хотя... никто его не спасал. Он просто долго думал и передумал. Взяв в руку опасную бритву, ярко представил, как перережет себе вены или горло, и… бросил бритву под кровать... нафиг-нафиг… передумал.

В конце концов, чтобы совершить самоубийство, нужно хотя бы влюбиться.
«Слава богу, никто не видел», — подумал Иван и, выпив снотворного, лег спать.
Но вездесущий Боря Стерх всё видел.
И, в случае чего, он бы непременно ворвался с тремя телохранителями-неграми, которые сегодня весь день на цыпочках ходили за Борей в ожидании приказа.
— Слава богу, — шепотом произнес Боря, перекрестившись, когда нашел опаску под кроватью. Он вылез из-под кровати, положил несостоявшееся орудие самоубийства в свой черный кожаный портфель, и тихо вышел в коридор.
На всякий случай он еще раз посмотрел в замочную скважину, отклонился, поднял палец и шепотом произнес:
— Пост номер один. Два часа, через четыре. Пост сдал, — снял с себя большие мягкие плюшевые тапочки и вручил одному из телохранителей-негров.

— Пост принял, — прошептал на чистом русском мамелюк, снял с себя тяжелые ботинки и большими черными ногами влез в теплые тапочки.
Борис, взглянув на его ноги, поморщился, пошевелил губами, но ничего не сказал. На цыпочках пошел по коридору. За ним двое телохранителей. Оставшийся на посту с нескрываемым удовольствием разглядывал теплые тапочки.
Счастливый Боря уходил по длинному коридору.
«Что нужно сделать завтра? Вынуть все патроны из оружия, находящегося в опочивальне. Унести, наконец, злосчастный гранатомет, которым он уже пугал прислугу. Ну хотя... не будет же он стреляться из гранатомета? Конечно, не будет. Какую бы жену сегодня себе выбрать?».
Он, как Владимир Ильич Ленин, спал мало и умер рано, однако не своей смертью. Через год наемные убийцы-ладонники повесят Бориса на мачте его же собственной яхты «Тамара Де Тро». Он около трех минут будет отчаянно дергаться в петле, но помочь ему никто не сможет. Кто его заказал? История об этом умалчивает.

Далее читать следующую главу романа «Реалити-шоу ВОЙНА», глава 23, «Димка»

Купить книгу Сергея Решетникова Реалити-шоу ВОЙНА, 260 графических иллюстраций.