Глава 29 части 2. В ожидании ангела
По ссылке глава двадцать восьмая части второй романа «В ожидании ангела» от Сергея Решетникова
Мой адвокат, который сегодня занимается моим офисом, обошелся мне примерно в двести тысяч рублей. У нас впереди два судебных разбирательства.
Сейчас у меня больше геморроя, чем когда-либо. С сайтами вроде всё нормально. Денежки идут. Но денежки уходят направо и налево. Я уже должен друзьям, родителям. Я живу один-одинешенек в центре Москвы. Девушки на меня внимания не обращают. Девушкам я не интересен, даже когда я надеваю белые красивые одежды. Они смотрят на меня, как на старика. Я, видимо, не произвожу впечатления обеспеченного человека. Я хромой. Я лысый. И в очках я скорее похож на Чикатилу, чем на потенциального парня.
Иду сегодня по Арбату. Вдруг срывается собака с поводка и бросается на меня. Хозяйка кричит:
– Прокурор! Стоп! Нельзя! Ко мне!
Кобель бросается на меня: злой, зубастый, готовый меня разорвать. Вдруг я встаю на четвереньки и начинаю рычать, как зверь. Пёс испугался, тормознул передо мной, один раз гавкнул и быстро вернулся к своей хозяйке. Струсил, сучий потрох.
Хозяйка прицепила его опять на повод и пригрозила ему пальцем:
– У-у-у! Какой! Прокурор, ты что делаешь? – потом виновато взглянула на меня и сказала: – Простите его, пожалуйста! Он на самом деле добрый. Просто не с той ноги встал.
И улыбнулась. Красиво так улыбнулась.
Но я не ответил на ее улыбку. Волосы встали у меня дыбом. Я поднялся с колен и пошел восвояси. Ведь через полчаса у меня обед. А обедаю я по расписанию. Я всё меньше и меньше говорю с живыми людьми. В лучшем случае я переписываюсь с ними по скайпу или по электронной почте.
Я понимаю, что со мной происходит. На протяжении восьми лет я всегда, почти всегда был с Моим Солнцем – с моей третьей женой. Она была рядом всегда. Даже тогда, когда она не была мне нужна. Она была рядом. Неотступно. Я помню ее запах, вкус… Я могу различить запах ее говна из тысячи запахов. Но я не могу с ней больше жить. Не могу. Плачу. Впервые за восемнадцать дней одиночества плачу. Не хочется проституток, никаких женщин, ни дочку ейную, ни вторую жену – Девочку Мою… Хочется сконцентрироваться и начать работать. Начать творить. Вопреки и несмотря ни на что. Однако тут я спотыкаюсь о государственную машину, которая уже полгода пережевывает меня вместе с моим говно-офисом, который я просто хотел подарить.
Мама, моя излишне заботливая мама, опять начала меня контролировать. Притом это выглядит так мерзко. Несколько дней назад я впервые за восемь лет увидел свою дочку Дусю. По скайпу, по видео.
Я говорю:
– Привет, Дуся!
Дочка говорит:
– Привет, пап!
Я выдерживаю паузу. Смотрю на дочку, которую не видел восемь лет. Вдруг на экране появляется мама и говорит:
– Погоди! Ты чё, выпил, что ли, сынок?
Я лишился дара речи. Я не пил уже больше полгода. Я не понимал, как на это реагировать, посылать нахрен я не могу, это моя мать. Но это невыносимо и оскорбительно. Разговор с дочкой был испорчен.
После разговора я стал переписываться с мамой:
Я: Мама, никогда не лезь ко мне с претензий – выпил я или нет. Особенно публично. Особенно – когда я беседую с моим ребенком, с которым я не виделся восемь лет. Ты не имеешь на это никакого морального права. Ты не представляешь – насколько я сейчас зол! Ты даже не представляешь! Спроси у отца, как Ты сейчас выглядела, когда влезла с этим унизительным для меня вопросом – выпил я или нет!!!! Ты меня сейчас унизила при моем ребенке, мама. Ты даже не извинилась.
Мама: Прости, если можешь.
Я: Ты можешь унижать публично своего старшего сына, если он позволяет, кого хочешь можешь унижать. Меня унижать не нужно, мама!
Мама: Успокойся.
Я: Я спокоен. Просто я унижен. Я унижен своей мамой. Публично.
Мама: Всё забудь, пожалуйста.
Я: "Прости, если можешь" Я прощаю Тебя. И надеюсь, что это был последний раз. Не нужно меня контролировать. Я взрослый человек. Я прошел огонь, воду и медные трубы. И ежедневно прохожу множество препятствий, какие тебе и не снились. Спроси у отца, как Ты выглядела в этот момент.
Мама: Давай, пока.
Я: Я говорю вполне спокойно. Я рад, что пообщался с ребенком. Но ложку дегтя от Тебя получил. Прощаю. Учти это на будущее.
Мама: Всё, учла.
Я: Пока!
Мама: Пока, прости ещё раз, прошу.
Я: Хорошо.
Мама: Забудь всё.
Я: Забыл. Пока!
Мама: Пока.
В этот же день я вновь написал маме:
«Нет. Не могу, мама. Я хочу с Тобой поговорить. Обида у меня не проходит. Обида только обостряется. Легко сказать: "Прости, забудь". Не могу забыть, не могу простить, мама. Я хочу поговорить на эту тему. Я хочу выговориться. Я контролирую себя. Не ругаюсь. Но помнишь, в том году я довел Тебя до слез, когда просил меня не контролировать? Ты плакала. А я опять чувствовал себя виноватым. В этом году при дочке Ты устроила публичный допрос – выпил ли я. Это был контроль. Ты остановила наш с ней разговор, влезла в него (а я Дусю не видел восемь лет!) и сказала: "Подожди. Ты выпил что ли?". Я тут же выпал из седла. Я растерялся. То есть – урок годичной давности не пошел Тебе впрок? То есть, те слезы, которые Ты проливала год назад, были напрасны? Мои нервы были напрасны? Я не хочу контроля, мама. Не хочу. Мне легче умереть. Я буду действовать сейчас Твоими методами, манипуляциями. Я не знаю, как иначе остановить Твое желание всё контролировать. Оно невыносимо. Оно переходит все границы. Оно унижает меня как человека. И я читаю в этом контроле то, что Ты меня не ценишь и не уважаешь, мама. И не надо мне говорить: "Прости. Забудь". Нельзя так просто забыть, когда тебя унижают. Я хочу, чтобы Ты осмыслила свою ошибку и поняла, что Ты сделала в том разговоре, как Ты меня унизила. И я хочу с Тобой поговорить. Без отца. Отец тут не нужен. Это наши с Тобой отношения. Твой контроль, который ненавистен мне. От которого мне хочется завершить мое незаконченное самоубийство, на которое я пошел годы назад. И это моя манипуляция Тебой. Если Ты не понимаешь человеческого языка. Мама, ты не представляешь, насколько мы с Тобою разные. Как время и среда раскидали нас по разным пластам. Ты этого не понимаешь. И эти пласты отдаляются друг от друга от года к году. Поэтому мне хватает у вас погостить трех дней, а дальше начинаются ссоры. И когда Ты некоторое время назад говорила о том, что "вот, конечно, зачем машину гонять, они (продукты) того не стоят, чтобы возить их отсюда". Тебе кажется, что я приезжаю на машине за продуктами. Это не так, мама. Я путешествую. На машине я, прежде всего, путешествую. Смотрю на Россию. И приезжаю за уважением к себе и за любовью, а не за заботой и желанием угодить. А Тебе кажется, что я три с половиной тысячи километров просто приезжаю за продуктами. Конечно, я не хочу Вас обидеть и заезжаю к Вам. Но, учитывая, как наши пласты всё более и более отдаляются друг от друга, это дается мне всё сложнее и сложнее. Мы с Тобой разговариваем на разных языках, мама. И с папой тоже. Вот старший брат – плоть от плоти вашей. Мне с ним тоже тяжело. А я – воспитан в другом мире. Да, я не воспитывался вами. Ты всегда почему-то этим гордилась, что мной никто не занимался. Всем говорила, что я рос сам по себе. Так чего ты от меня хочешь? Я рос-рос и вырос. Сам по себе. Кстати, я получил от Вас не только хорошие гены и здравый ум, за что очень признателен, я получил от Вас ряд болезней: алкоголизм, варикоз и так далее. И это не поиск виноватых. Мне больше сорока. Я просто хочу, чтобы меня не контролировали. Не нюхали. Не заглядывали мне в глаза: пьяный я, обкуренный или обнюханный. Я не хочу этого. Как бы там ни было. Все мы под Богом ходим. Сегодня – король, сегодня за тобой горшки носят, завтра – ты говно, к примеру, чистишь парашу. В России живем, все под Богом и ФСБ ходим. Сегодня у Тебя есть деньги, автопрокат, офис, дом, завтра у Тебя фашистское государство заберет всё. Я найду, что сделать с собой. Я не буду играть в блудного сына.
Кстати, мама, Вы годы назад проголосовали за бандитский фашизм. Знайте это. Вы – как граждане – несете ответственность за это. Вы и сейчас на эти думские выборы пойдете голосовать за этот фашизм. Но дело не в фашизме. Дело в том, что Ты меня не уважаешь, мама, безумно любишь и ни капельки не уважаешь. Кстати, вы оба меня любите и почему-то не уважаете.
Я думаю, нельзя замалчивать эту тему. Будет только хуже.
Кстати, Дуся и так меня недолюбливает. И так, наверное, она наслышана, какой я плохой. Она уверена, что я испортил жизнь ее маме и прочее. У ребенка нет со мной, с отцом, отношений. И вины с себя я не снимаю. Я тут виноват. Я везде виноватый. И ты представляешь, как это прозвучало из Твоих уст тогда: "Подожди. Ты выпил, что ли?" Понимаешь, к чему Ты меня толкаешь своими подозрениями, мама?
Я сейчас только понял, когда сегодня с тобой общался… я понял, что не простил Тебя.
Прости меня, что я не могу простить Тебя. И забыть это. Я – правда – не могу забыть этого унижения. Пока это выше моих сил.
И Ты даже не представляешь, видимо, какую ты козу мне поставила. И ты с дочкой моей, со своей внучкой после этого разговаривала, как ни в чем не бывало. Хотя унизила Ты меня, ее и себя тоже. Ты себя тоже унижаешь своим глобальным контролем.
Извини меня, мама, не могу понять и простить. Я виноват перед Тобой».
Мама: «Сынок, прости меня, пожалуйста, за всё. Я всё равно тебя очень люблю, и буду любить – прости!»
Я: «Что значит «всё равно»? Я же не говорю, что ты "не любишь" меня. Меня, безусловно, во всем Мире никто больше не будет так любить, как Ты. Я как раз говорю о том, что Ты меня очень сильно любишь, и совсем при этом не уважаешь. И сейчас Ты меня опять не слышишь, мама. Тебе кажется нормальным такой выпад в мою сторону при моей дочери. А мне от этого плохо и тяжело, мама. Ты сейчас не понимаешь самого главного, что случилось. Вопрос не в том, просим мы прощения или не просим, прощаем мы или не прощаем, главный вопрос в том – осознаешь ли ты то, что делаешь, мама? Понимаешь ли ты, какие последствия несут Твои слова и поступки? Вот главные вопросы. Вот в чем дело. Любовь разрушительна, мама. Это я Тебе хочу сказать. Нужно контролировать свои чувства. Это ты наедине со мной в скайпе можешь спросить: "Пью я или не пью?". Когда мы сидим с отцом – можешь спросить, не вынося сор из избы. Наедине со мной ТЫ можешь говорить и спрашивать обо всем. Однако Ты мало со мной говоришь и мало спрашиваешь. А женщинам моим, например, Ты почему-то можешь говорить больше, чем мне, делясь с ними какими-то секретиками. У меня с двумя женами были идеальные отношения. Последняя рассказывала мне всё, что Ты ей говорила. Она никогда не стала бы Твоей подругой, потому что она была моей женой. Женщины приходят и уходят, мама. А я остаюсь. Будь лучше откровенной и открытой со мной. Один на один спрашивай меня, о чем хочешь. Но не выноси некоторых вещей в публичную плоскость. Мне в детстве вас не хватало. Мне не хватало вашей поддержки. Меня всё детство обижал старший брат, он бил меня, унижал, делал мне больно, а вы этого почему-то не замечали. Ты, наоборот, старалась еще больше меня любить, а он еще больше меня унижал, потому что ревновал. У меня до сих пор камень на сердце из-за отношений со старшим братом. У меня не было в детстве старшего брата, у меня был обидчик и враг номер один. Вы не поддерживали меня, когда я занимался искусством. Вы всегда считали, что я занимаюсь херней и должен стать стекловаром. Я и сейчас, как больной неврастеник, доказываю всем, кто я есть и зачем. Потому что в детстве меня родители любили. И всё. Только любили. А нужно было еще ценить и уважать.
Такие у меня мысли наедине с самим собой, мама. У меня всё хорошо. И я не ругаюсь с Тобой, мама. Я люблю Тебя и пытаюсь донести до Тебя то, что у меня на сердце, почему я на Тебя срываюсь во время переговоров по скайпу. Вот в чем дело. Прости меня, что я на Тебе срываюсь. Я виноват перед тобой. Мне тоже тяжело от всего этого. Надо быть ближе, а не контролировать, что я пью, что я ем. Кстати, я вылечился от гепатита «С», мама. Поздравь меня!».
По ссылке - КОНЕЦ - глава тридцатая части второй романа «В ожидании ангела» от Сергея Решетникова
- 08.07.2019