Глава двадцать девятая части второй романа «В ожидании ангела», Сергей Решетников

По ссылке глава двадцать восьмая части второй романа «В ожидании ангела» от Сергея Решетникова

Мой адвокат, который сегодня занимается моим офисом, обошелся мне примерно в двести тысяч рублей. У нас впереди два судебных разбирательства.
Сейчас у меня больше геморроя, чем когда-либо. С сайтами вроде всё нормально. Денежки идут. Но денежки уходят направо и налево. Я уже должен друзьям, родителям. Я живу один-одинешенек в центре Москвы. Девушки на меня внимания не обращают. Девушкам я не интересен, даже когда я надеваю белые красивые одежды. Они смотрят на меня, как на старика. Я, видимо, не произвожу впечатления обеспеченного человека. Я хромой. Я лысый. И в очках я скорее похож на Чикатилу, чем на потенциального парня.
Иду сегодня по Арбату. Вдруг срывается собака с поводка и бросается на меня. Хозяйка кричит:
– Прокурор! Стоп! Нельзя! Ко мне!
Кобель бросается на меня: злой, зубастый, готовый меня разорвать. Вдруг я встаю на четвереньки и начинаю рычать, как зверь. Пёс испугался, тормознул передо мной, один раз гавкнул и быстро вернулся к своей хозяйке. Струсил, сучий потрох.
Хозяйка прицепила его опять на повод и пригрозила ему пальцем:
– У-у-у! Какой! Прокурор, ты что делаешь? – потом виновато взглянула на меня и сказала: – Простите его, пожалуйста! Он на самом деле добрый. Просто не с той ноги встал.
И улыбнулась. Красиво так улыбнулась.
Но я не ответил на ее улыбку. Волосы встали у меня дыбом. Я поднялся с колен и пошел восвояси. Ведь через полчаса у меня обед. А обедаю я по расписанию. Я всё меньше и меньше говорю с живыми людьми. В лучшем случае я переписываюсь с ними по скайпу или по электронной почте.
Я понимаю, что со мной происходит. На протяжении восьми лет я всегда, почти всегда был с Моим Солнцем – с моей третьей женой. Она была рядом всегда. Даже тогда, когда она не была мне нужна. Она была рядом. Неотступно. Я помню ее запах, вкус… Я могу различить запах ее говна из тысячи запахов. Но я не могу с ней больше жить. Не могу. Плачу. Впервые за восемнадцать дней одиночества плачу. Не хочется проституток, никаких женщин, ни дочку ейную, ни вторую жену – Девочку Мою… Хочется сконцентрироваться и начать работать. Начать творить. Вопреки и несмотря ни на что. Однако тут я спотыкаюсь о государственную машину, которая уже полгода пережевывает меня вместе с моим говно-офисом, который я просто хотел подарить.
Мама, моя излишне заботливая мама, опять начала меня контролировать. Притом это выглядит так мерзко. Несколько дней назад я впервые за восемь лет увидел свою дочку Дусю. По скайпу, по видео.
Я говорю:
– Привет, Дуся!
Дочка говорит:
– Привет, пап!
Я выдерживаю паузу. Смотрю на дочку, которую не видел восемь лет. Вдруг на экране появляется мама и говорит:
– Погоди! Ты чё, выпил, что ли, сынок?
Я лишился дара речи. Я не пил уже больше полгода. Я не понимал, как на это реагировать, посылать нахрен я не могу, это моя мать. Но это невыносимо и оскорбительно. Разговор с дочкой был испорчен.

После разговора я стал переписываться с мамой:
Я: Мама, никогда не лезь ко мне с претензий – выпил я или нет. Особенно публично. Особенно – когда я беседую с моим ребенком, с которым я не виделся восемь лет. Ты не имеешь на это никакого морального права. Ты не представляешь – насколько я сейчас зол! Ты даже не представляешь! Спроси у отца, как Ты сейчас выглядела, когда влезла с этим унизительным для меня вопросом – выпил я или нет!!!! Ты меня сейчас унизила при моем ребенке, мама. Ты даже не извинилась.
Мама: Прости, если можешь.
Я: Ты можешь унижать публично своего старшего сына, если он позволяет, кого хочешь можешь унижать. Меня унижать не нужно, мама!
Мама: Успокойся.
Я: Я спокоен. Просто я унижен. Я унижен своей мамой. Публично.
Мама: Всё забудь, пожалуйста.
Я: "Прости, если можешь" Я прощаю Тебя. И надеюсь, что это был последний раз. Не нужно меня контролировать. Я взрослый человек. Я прошел огонь, воду и медные трубы. И ежедневно прохожу множество препятствий, какие тебе и не снились. Спроси у отца, как Ты выглядела в этот момент.
Мама: Давай, пока.
Я: Я говорю вполне спокойно. Я рад, что пообщался с ребенком. Но ложку дегтя от Тебя получил. Прощаю. Учти это на будущее.
Мама: Всё, учла.
Я: Пока!
Мама: Пока, прости ещё раз, прошу.
Я: Хорошо.
Мама: Забудь всё.
Я: Забыл. Пока!
Мама: Пока.

В этот же день я вновь написал маме:
«Нет. Не могу, мама. Я хочу с Тобой поговорить. Обида у меня не проходит. Обида только обостряется. Легко сказать: "Прости, забудь". Не могу забыть, не могу простить, мама. Я хочу поговорить на эту тему. Я хочу выговориться. Я контролирую себя. Не ругаюсь. Но помнишь, в том году я довел Тебя до слез, когда просил меня не контролировать? Ты плакала. А я опять чувствовал себя виноватым. В этом году при дочке Ты устроила публичный допрос – выпил ли я. Это был контроль. Ты остановила наш с ней разговор, влезла в него (а я Дусю не видел восемь лет!) и сказала: "Подожди. Ты выпил что ли?". Я тут же выпал из седла. Я растерялся. То есть – урок годичной давности не пошел Тебе впрок? То есть, те слезы, которые Ты проливала год назад, были напрасны? Мои нервы были напрасны? Я не хочу контроля, мама. Не хочу. Мне легче умереть. Я буду действовать сейчас Твоими методами, манипуляциями. Я не знаю, как иначе остановить Твое желание всё контролировать. Оно невыносимо. Оно переходит все границы. Оно унижает меня как человека. И я читаю в этом контроле то, что Ты меня не ценишь и не уважаешь, мама. И не надо мне говорить: "Прости. Забудь". Нельзя так просто забыть, когда тебя унижают. Я хочу, чтобы Ты осмыслила свою ошибку и поняла, что Ты сделала в том разговоре, как Ты меня унизила. И я хочу с Тобой поговорить. Без отца. Отец тут не нужен. Это наши с Тобой отношения. Твой контроль, который ненавистен мне. От которого мне хочется завершить мое незаконченное самоубийство, на которое я пошел годы назад. И это моя манипуляция Тебой. Если Ты не понимаешь человеческого языка. Мама, ты не представляешь, насколько мы с Тобою разные. Как время и среда раскидали нас по разным пластам. Ты этого не понимаешь. И эти пласты отдаляются друг от друга от года к году. Поэтому мне хватает у вас погостить трех дней, а дальше начинаются ссоры. И когда Ты некоторое время назад говорила о том, что "вот, конечно, зачем машину гонять, они (продукты) того не стоят, чтобы возить их отсюда". Тебе кажется, что я приезжаю на машине за продуктами. Это не так, мама. Я путешествую. На машине я, прежде всего, путешествую. Смотрю на Россию. И приезжаю за уважением к себе и за любовью, а не за заботой и желанием угодить. А Тебе кажется, что я три с половиной тысячи километров просто приезжаю за продуктами. Конечно, я не хочу Вас обидеть и заезжаю к Вам. Но, учитывая, как наши пласты всё более и более отдаляются друг от друга, это дается мне всё сложнее и сложнее. Мы с Тобой разговариваем на разных языках, мама. И с папой тоже. Вот старший брат – плоть от плоти вашей. Мне с ним тоже тяжело. А я – воспитан в другом мире. Да, я не воспитывался вами. Ты всегда почему-то этим гордилась, что мной никто не занимался. Всем говорила, что я рос сам по себе. Так чего ты от меня хочешь? Я рос-рос и вырос. Сам по себе. Кстати, я получил от Вас не только хорошие гены и здравый ум, за что очень признателен, я получил от Вас ряд болезней: алкоголизм, варикоз и так далее. И это не поиск виноватых. Мне больше сорока. Я просто хочу, чтобы меня не контролировали. Не нюхали. Не заглядывали мне в глаза: пьяный я, обкуренный или обнюханный. Я не хочу этого. Как бы там ни было. Все мы под Богом ходим. Сегодня – король, сегодня за тобой горшки носят, завтра – ты говно, к примеру, чистишь парашу. В России живем, все под Богом и ФСБ ходим. Сегодня у Тебя есть деньги, автопрокат, офис, дом, завтра у Тебя фашистское государство заберет всё. Я найду, что сделать с собой. Я не буду играть в блудного сына.
Кстати, мама, Вы годы назад проголосовали за бандитский фашизм. Знайте это. Вы – как граждане – несете ответственность за это. Вы и сейчас на эти думские выборы пойдете голосовать за этот фашизм. Но дело не в фашизме. Дело в том, что Ты меня не уважаешь, мама, безумно любишь и ни капельки не уважаешь. Кстати, вы оба меня любите и почему-то не уважаете.
Я думаю, нельзя замалчивать эту тему. Будет только хуже.
Кстати, Дуся и так меня недолюбливает. И так, наверное, она наслышана, какой я плохой. Она уверена, что я испортил жизнь ее маме и прочее. У ребенка нет со мной, с отцом, отношений. И вины с себя я не снимаю. Я тут виноват. Я везде виноватый. И ты представляешь, как это прозвучало из Твоих уст тогда: "Подожди. Ты выпил, что ли?" Понимаешь, к чему Ты меня толкаешь своими подозрениями, мама?
Я сейчас только понял, когда сегодня с тобой общался… я понял, что не простил Тебя.
Прости меня, что я не могу простить Тебя. И забыть это. Я – правда – не могу забыть этого унижения. Пока это выше моих сил.
И Ты даже не представляешь, видимо, какую ты козу мне поставила. И ты с дочкой моей, со своей внучкой после этого разговаривала, как ни в чем не бывало. Хотя унизила Ты меня, ее и себя тоже. Ты себя тоже унижаешь своим глобальным контролем.
Извини меня, мама, не могу понять и простить. Я виноват перед Тобой».

Мама: «Сынок, прости меня, пожалуйста, за всё. Я всё равно тебя очень люблю, и буду любить – прости!»

Я: «Что значит «всё равно»? Я же не говорю, что ты "не любишь" меня. Меня, безусловно, во всем Мире никто больше не будет так любить, как Ты. Я как раз говорю о том, что Ты меня очень сильно любишь, и совсем при этом не уважаешь. И сейчас Ты меня опять не слышишь, мама. Тебе кажется нормальным такой выпад в мою сторону при моей дочери. А мне от этого плохо и тяжело, мама. Ты сейчас не понимаешь самого главного, что случилось. Вопрос не в том, просим мы прощения или не просим, прощаем мы или не прощаем, главный вопрос в том – осознаешь ли ты то, что делаешь, мама? Понимаешь ли ты, какие последствия несут Твои слова и поступки? Вот главные вопросы. Вот в чем дело. Любовь разрушительна, мама. Это я Тебе хочу сказать. Нужно контролировать свои чувства. Это ты наедине со мной в скайпе можешь спросить: "Пью я или не пью?". Когда мы сидим с отцом – можешь спросить, не вынося сор из избы. Наедине со мной ТЫ можешь говорить и спрашивать обо всем. Однако Ты мало со мной говоришь и мало спрашиваешь. А женщинам моим, например, Ты почему-то можешь говорить больше, чем мне, делясь с ними какими-то секретиками. У меня с двумя женами были идеальные отношения. Последняя рассказывала мне всё, что Ты ей говорила. Она никогда не стала бы Твоей подругой, потому что она была моей женой. Женщины приходят и уходят, мама. А я остаюсь. Будь лучше откровенной и открытой со мной. Один на один спрашивай меня, о чем хочешь. Но не выноси некоторых вещей в публичную плоскость. Мне в детстве вас не хватало. Мне не хватало вашей поддержки. Меня всё детство обижал старший брат, он бил меня, унижал, делал мне больно, а вы этого почему-то не замечали. Ты, наоборот, старалась еще больше меня любить, а он еще больше меня унижал, потому что ревновал. У меня до сих пор камень на сердце из-за отношений со старшим братом. У меня не было в детстве старшего брата, у меня был обидчик и враг номер один. Вы не поддерживали меня, когда я занимался искусством. Вы всегда считали, что я занимаюсь херней и должен стать стекловаром. Я и сейчас, как больной неврастеник, доказываю всем, кто я есть и зачем. Потому что в детстве меня родители любили. И всё. Только любили. А нужно было еще ценить и уважать.
Такие у меня мысли наедине с самим собой, мама. У меня всё хорошо. И я не ругаюсь с Тобой, мама. Я люблю Тебя и пытаюсь донести до Тебя то, что у меня на сердце, почему я на Тебя срываюсь во время переговоров по скайпу. Вот в чем дело. Прости меня, что я на Тебе срываюсь. Я виноват перед тобой. Мне тоже тяжело от всего этого. Надо быть ближе, а не контролировать, что я пью, что я ем. Кстати, я вылечился от гепатита «С», мама. Поздравь меня!».

По ссылке - КОНЕЦ - глава тридцатая части второй романа «В ожидании ангела» от Сергея Решетникова