«Реалити-шоу Война», глава 3 «Чай с лимоном»
Перед этой главой была глава 2 «Человек-пружина» романа Реалити-шоу ВОЙНА
На Камчатке в семье пограничника Богоявленского родилась девочка Лиза. Через пять лет границ не стало. И капитана Богоявленского Леонида Макаровича уволили с пограничной службы «по семейным обстоятельствам».
— По каким семейным обстоятельствам? — спрашивала в слезах измученная безденежьем мама Лизы — высокая бледная брюнетка.
Леонид Макарович в ответ пожимал плечами и вздыхал, помешивая ложечкой черный чай. Чай он любил пить с лимоном. Но последнее время лимоны в холодильнике не водились. Однако капитан в отставке Богоявленский прекрасно помнил запах и вкус лимона и легко мог себе его представить. Поэтому пить чай, думая о лимоне, было вкусно. Маленькая большеглазая Лиза сидела рядом, догадываясь, что папа думает о лимоне. Папино лицо слегка кривилось гримасой, как будто он съел целую половинку. На что мама, не дождавшись ответа, в слезах кричала:
— Что ты кривишься?! Ты меня не любишь?
Папа ставил стакан с чаем на стол и начинал спокойно объяснять: мол, ты меня не так поняла. Мол, всё у нас наладится. Получалось неубедительно.
В день, когда Лизе исполнилось шесть лет, ее мама застрелилась из папиного наградного пистолета. Не сказать, чтобы Лизу такое событие повергло в шок. Она поначалу даже думала, что это как бы понарошку. И только после того, как мамин гроб засыпали землей, поняла, что взаправду. Целую неделю после похорон она ревела, у нее не высыхали слезы ни днем, ни ночью. На восьмой день она поняла для себя самое главное: папа — единственный оставшийся на земле родной человек, и его нужно любить и беречь. Она дала себе зарок, что всю свою жизнь будет заботиться о папе, а когда вырастет, первым делом выйдет за него замуж.
Девчонки в детском саду над ней смеялись, когда она рассказывала о своем отце и планах на замужество.
На следующий день отца подозвал к себе директор детского сада. Лысый манерный сорокалетний мужчина, похожий на плюшевого медвежонка. Он начал вещать Богоявленскому о нравственности и безнравственности, о деградации семейных ценностей и целомудрии, о непорочности и Николае Мирликийском, который всем сердцем любил детей и никак не позволял своим порокам открыться. Леонид Макарович, опустив глаза, стоял, слушал, думал о лимонах к чаю, а также о том, что жена, скорее всего, не любила его. Потому что, если бы она его любила, она бы не бросила его одного на этом свете. На краю света, на Камчатке, где необходимо терпеть, надеяться, ждать. Однажды и терпению приходит конец. Когда, подняв вверх кривой указательный палец, директор произнес:
— …Педофилия — безумное, знаете ли, влечение к детям… — капитан Богоявленский со всей силы жахнул ему кулаком в живот.
Директор громко крякнул и стал медленно оседать на пол.
Леонид Макарович думал о жене. Жалел ли он ее? Скорее — нет. Злился ли? Скорее — да. Директор стонал. Тогда капитан поднял его на ноги и с левой еще два раза в печень. Тот громко закряхтел и шлепнулся на пол. Леонид Макарович посмотрел в верхний угол холла, увидел камеру и побежал в серверную комнату к охранникам.
Он тихо заглянул, увидел за столом спящего охранника, подошел к нему и закричал:
— Подъем!
Когда сонный охранник вскочил на ноги, капитан Богоявленский ребром ладони ударил его по кадыку. Тот рухнул на пол, как подрубленный.
Леонид Макарович огляделся, увидел полки с серверами, вытащил один жесткий диск – потух экран уличной камеры, вытащил второй — потух экран холла. Леонид Макарович положил этот жесткий диск в карман.
В садике был сон-час. Леонид Макарович спросил у нянечки, в какой комнате спит Лиза Богоявленская. Старенькая нянечка, косолапя и поскрипывая суставами, проводила его. Он тихо вошел, разбудил Лизу. Они почти молча, быстро, по-солдатски собрались и уехали домой.
После обеда Богоявленский получил в банке пособие, подарил соседу старый мотоцикл, собрал самые необходимые вещи, документы, и вечером экономклассом они с дочкой отплыли на теплоходе «Кадочников» до порта Романов-на-Мурмане, в мегаполис Новой Русской Колумбии.
Холодный ветер дул им в лицо. Они стояли на палубе, Леонид Макарович размахнулся и бросил в воду жесткий диск с видеозаписью.
— Что это такое, пап? — спросил Лиза.
— Прошлое, — ответил он, взял ее за руку и они пошли в каюту.
Город Романов-на-Мурмане был огромным и поначалу показался им безумным. Но потом ничего — попривыкли. Денег хватило ровно на месяц. Через месяц жирный и потный квартировладелец с большим золотым перстнем на правой руке попросил их «выматываться отсюда подобру-поздорову». Лиза тогда впервые в жизни услышала смачную русскую нецензурную брань.
— А что это - «офуел», пап? — спрашивала она, когда они с чемоданом шли по ночному проспекту, по краям которого стояли равнодушные роботы–проститутки, которые кричали проезжающим автомобилистам: «Минет!», «Анальный!»
Отец молчал.
— Пап, а что такое «офуел»? — не унималась Лиза, до того ей было любопытно.
Тогда Леонид Макарович остановился, присел перед Лизой на корточки и стал долго, тщательно объяснять:
— Лиза, знаешь… мы в какой–то степени были неправы… потому что он… таким образом зарабатывает себе, так сказать, на хлеб…
— Этот жирный дядя? — уточнила Лиза.
Папа продолжал:
– Да. Этот дядя с лишним весом… таким образом зарабатывает себе на жизнь… Жизнь в мегаполисе трудна. Но мы с тобой обязательно что-нибудь придумаем… Только больше не говори такого слова.
— Какого?
— Такого. О котором ты спросила вначале. Забудь.
— Хорошо, папа.
Ночь они провели на вокзале. Наутро их разбудил «один добрый человек в шляпе» и предложил папе работу и ночлег.
— Да вы что! — неожиданно для Лизы закричал папа. — Откуда вы меня знаете?
Лиза во время разговора папы и «доброго человека в шляпе» сидела метрах в десяти от них, в кафе, смотрела на вишневое мороженое, которое купил «добрый дядя». Минуту назад папа возмущался:
— Нет! Не надо. Мы сами можем позволить себе купить вишневый пломбир.
— Мне это ничего не стоит, — с улыбкой размахивал руками «добрый человек в шляпе». — Я это делаю для девочки…
Только тогда Лиза заподозрила что-то неладное. Не то чтобы дядя ей как–то очень был несимпатичен… Нет, не то. Но слова «я это делаю для девочки» ее почему-то смутили. Для нее, кроме мамы и папы, раньше никто ничего не делал даром. Однажды соседка тётя Ира дала ей банан. Переспелый. Черный. Лиза попыталась его распечатать, а гнилой банан потек по её рукам.
Вот и сейчас после слов «я делаю это для девочки» она почувствовала, как «банан течёт по рукам». Однако папа согласился выслушать дядю и, оставляя Лизу наедине с вишневым пломбиром, строго сказал:
— Не ешь.
И Лиза послушно не ела. Она смотрела, как постепенно таяло мороженое. Несколько раз до нее долетело, как папа отчетливо сказал дяде: «Нет», потом еще раз «нет», и еще «нет».
В итоге «добрый дядя в шляпе» и папа вновь подошли к столу, где сидела серьезная Лиза.
— Как тебя мороженое? — вдруг уже со злыми глазами спросил дядя.
Лиза молча кивнула в ответ. Папа стоял рядом, белый, как мама, когда она лежала в гробу. Лиза сильно-сильно испугалась, что он тоже застрелится. Она схватила вазочку с мороженым и бросила ее в лицо «доброму человеку в шляпе». Тот впервые за всё это время растерялся: он явно не ожидал такого. Сначала вскочил как ошпаренный, хотел было схватить Лизу за ухо, потом одумался, глянув на папу, стряхнул с головы мороженое, утерся, сел обратно и мило заулыбался.
На следующий день у папы откуда-то появились деньги. Он показал небольшую пачку купюр Лизе, подмигнул ей, приятно улыбнулся и тихонько сообщил:
— Люблю тебя, дочка.
— И я тебя, папа, — так же шепотом ответила Лиза.
Они сняли недорогую квартиру на втором этаже. Папа стал уходить на работу «в ночь» — как он говорил «ночная смена». Ночью Лиза оставалась одна. Поначалу ей было страшно до слез. В очертаниях стульев, дивана, стола и шкафа ей виделись чудища и призраки. А за тёмным окном вообще творилась чертовщина. Черти под вой северного ветра каждую ночь танцевали фокстрот. Но однажды Лиза набралась смелости, медленно вылезла из-под одеяла, подошла к окну, распахнула настежь и громко крикнула в темноту:
— Призрак, уходи!
— Не гони меня, девчушка, — проснулся под окном пьяный бомж.
— Чудище, уходи! — добавила она еще строже.
— Ну-у дай поспать, девчушка, — застонал бомж и пополз под балкон первого этажа.
Лиза закрыла окно, быстро прошмыгнула к кровати, залезла под одеяло счастливая от того, что не испугалась приведения, чудовищ и прогнала их.
Рано утром возвращался отец и, не снимая рубашки и брюк, ложился спать до середины дня. Потом он просыпался, шел в душ. Пока он мылся, напевая веселую песенку, Лиза готовила ему завтрак: яичницу, омлет или гренки — и подпевала отцу, мурлыкая вполголоса.
Через месяц папу арестовали, предъявив обвинение в заказном убийстве. Лиза не верила, что папа мог кого-то убить. Когда две больших тети в форме уводили ее из арендованной квартиры на втором этаже, а папа тем временем лежал на полу в наручниках, смотрел на нее со слезами на глазах, как будто мысленно прощался навсегда, Лиза неожиданно остановилась и, глотая слезы, дрожащими губами проговорила:
— Папа, не стреляйся. Ты не офуел. Люблю тебя.
Она прожила в детском доме до 18 лет. Страшные двенадцать лет жизни девочки, лучшие воспоминания которой закончились красивыми лебедями озера Голыгинское на Камчатке, где они отдыхали семьей… где мама была счастливая и живая, а папа охотно пил чай с лимонами… интеллигентнейший человек, капитан погранвойск, Богоявленский Леонид Макарович — киллер, который, как показало следствие, убил семерых человек. Лиза не верила в эту историю. Считала, что дело сфабриковано, что её отца подставили.
— Папа не мог убить! Папа — хороший! Он добрейшей души человек! — в слезах кричала она воспитательнице, которая, желая досадить Лизе, назвала ее папу «проклятым убийцей».
Писать письма и звонить отцу Лизе запрещали.
Еще по детдому ходили слухи, что Богоявленский готовился к ликвидации президента Новой Русской Колумбии, которому безоговорочно верили 90 процентов жителей страны.
— Благодари Бога, что дети за отцов не отвечают, — сердито говорила жирная грязная повариха, раздававшая невкусную кашу на завтрак.
Она наливала в миску Лизы серого рисового варева на воде и злобно улыбалась, обнажая редкие гнилые зубы.
— Бедная Лиза, — говорила другая, добрая, но тоже толстая повариха, разливая чай.
— А чай с лимоном? — спрашивала Лиза как ни в чем не бывало добрую повариху. — Я люблю чай с лимоном. Мы с папой любим чай с лимоном.
Далее по ссылке глава 4 «Террорист 2» романа Реалити-шоу ВОЙНА