Первая брачная ночь

Действующие лица:
Олег, жених
Изольда, невеста
Муза Олега
Автор
Мужик

Полумрак. Cпальня приготовленная для таинства. Брачное ложе. Ложе – центр мира, суть всего человеческого, наш грех, который является первопричиной рождения сумасшедшего человека.
В полумраке слышатся голоса: женский – напористый и возбужденный, мужской – полный конфуза и наигранной нерешительности.
Полумрак и женский голос, голос Изольды, её требовательное дыхание.

ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: (нежно) Ну.
МУЖСКОЙ ГОЛОС: (отстранённо) Ну…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: (вопросительно) Ну?
МУЖСКОЙ ГОЛОС: (уклончиво) Н-н-ну…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: (возмущенно) Ну?!
МУЖСКОЙ ГОЛОС: (растерянно) Н-н-н-ну-у-у…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: (убедительно) Ну.
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Гм.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: У-гу-гу.
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Угу.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Ну и?
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Ну-у-у, нет. Знаешь… Природные катаклизмы. Магнитные волны какие-то… Голова раскалывается… Проблемы… на мою голову… Понимаешь?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Ну.
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Ну, вот тебе и ну. В голову ничего не идет, из головы ничего не выходит. Кризис жанра. Понимаешь?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Ну.
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Критические дни у меня какие-то… Ну тяжело мне. И не хочу я все свои проблемы валить с больной головы на здоровую. Магнитные волны и голова – вот всё, что могу сказать на сегодняшнюю ночь.
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Шампанское?
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Я не пил шампанского, ты не заметила?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Да ну?
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Газировка. Для желудка вредно. (в темноте мы видим силуэт, он становится за воображаемую кафедру для проведения лекций, надевает на нос очки, голос – интонации профессора, с упреком на невнимание, уверенная осанка)
Я вам сейчас поведаю о пагубном влиянии шампанского вина на организм человека. Homo sapiens – человек, так сказать, разумный. Разумный в пределах, естественно, ибо пьет, зараза. Пьет, сволочь, в том числе, и шампанское. Человеку, который бездумно потребляет эту искрящуюся жидкость, грозит: первое – это цирроз, второе – разрушение нервной системы, третье – половая, не побоюсь этого слова, - дисфункция… четвертое…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Ну.
МУЖСКОЙ ГОЛОС: (с возмущением бьет указкой по кафедре) Откуда звучат эти упреки «ну»!?
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Ну.
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Какова дисциплина сегодняшней молодежи!? Сколько в них хамского, сколько излишней самоуверенности…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: Ну.
МУЖСКОЙ ГОЛОС: (слезая с воображаемой кафедры) Ну, нет. Хватит. Не нужно. Голова… Кризис… Магнитные волны… Критические дни…
ЖЕНСКИЙ ГОЛОС: И что?
МУЖСКОЙ ГОЛОС: Пойми. Я так ужасно себя чувствую. Ты прости меня. Но мне почему-то нездоровиться.

Включается свет в спальне, приготовленной для таинства. При свете перед нами молодой человек по имени Олег в дорогом свадебном костюме, его лицо покрыто испариной. Он стоит возле кровати, с неисчерпаемой надеждой всматриваясь в даль, в даль своих скрытых мыслей и тайных желаний. По лицу видно, что воли недостаточно, но надежда еще сильна.
На кровати лежит прекрасная невеста Изольда со следами возмущения на лице, она пальцами перебирает кружева свадебного платья – переживает. Её недоумение и его отчаяние.
В воздухе назревает первый конфликт в первую брачную ночь.

ИЗОЛЬДА: Да ты боишься, Олег? Трусишь? Страх перед неведомым. Первый блин – комом, да? Ну, скажи, боишься?
ОЛЕГ: Я?! Какая глупость! Чего я боюсь?
ИЗОЛЬДА: Ни чего, а кого. Меня. Меня, как женщину.
ОЛЕГ: Да ты с ума сошла! Изольда, подожди…
ИЗОЛЬДА: Не хочу я ждать. Я хочу сейчас и здесь… и много, а ты меня боишься.
ОЛЕГ: Да не боюсь я тебя!
ИЗОЛЬДА: Ладно. Не меня, это понятно. Ты боишься показаться смешным, ты боишься облажаться. Стечение обстоятельств – это твой первый раз в первую брачную ночь. Ты не мужчина.
ОЛЕГ: А кто же я, по-твоему?
ИЗОЛЬДА: Ты не мужчина. Ты мальчик. Девственник. Но, Олег, надо же когда-то начинать совершать поступки, ты должен сделать этот шаг. Я твоя жена, я твоя законная жена, и ты в правах. (страстно) Иди же ко мне, любимый… Счастье мое! Ты можешь меня обнять, поцеловать… Делай со мной, что хочешь. Войди в меня… всюду… Ты можешь?
ОЛЕГ: (нерешительно) Могу.
ИЗОЛЬДА: Иди же ко мне.
ОЛЕГ: Не могу.
ИЗОЛЬДА: Почему?
ОЛЕГ: Не могу и всё.
ИЗОЛЬДА: Почему?
ОЛЕГ: Кризис жанра.
ИЗОЛЬДА: Почитай мне стихи, Олег.
ОЛЕГ: Я не умею.
ИЗОЛЬДА: Научишься. (подает ему томик Пушкина) Вот.
ОЛЕГ: Ты думаешь, это поможет?
ИЗОЛЬДА: Почитай. Я думаю, это не повредит. Пушкин же эротичный и возбуждающий. Меня, например, он очень возбуждает. Вдруг и тебе поможет.
ОЛЕГ: (открывает книгу и читает)
Поговорим о странностях любви
(Другого я не смыслю разговора).
В те дни, когда от огненного взора
Мы чувствуем волнение в крови,
Когда тоска обманчивых желаний
Объемлет нас и душу тяготит,
И всюду нас преследует, томит
Предмет один и думы и страданий…
(на время задумывается, а потом находит, как завершить, закрывает книгу)
И всё забавно… всё бы хорошо,
Но я лет пять назад невинности лишен…
ИЗОЛЬДА: И что это было?
ОЛЕГ: Здорово, да? (улыбается) А это не Пушкин, это я последние две строчки… наваял…Увы.
ИЗОЛЬДА: Я поняла, что не Пушкин… Навялял… Прочти еще разочек.
ОЛЕГ: Сначала?
ИЗОЛЬДА: Зачем – последние две строчки, которые авторские.
ОЛЕГ: Но они, конечно, не столь удачные, как у Александра Сергеевича…
ИЗОЛЬДА: Ничего. Сойдет. Мне нравится.
ОЛЕГ: Ну да, мне тоже.
(становится в позу поэта, читает)
И всё забавно… всё бы хорошо,
Но я лет пять назад невинности лишен…
ИЗОЛЬДА: Знаешь, Олежек, мне нравится по форме, меня не устраивает содержание. Я на самом деле не понимаю причины…
ОЛЕГ: Причины чего?
ИЗОЛЬДА: Причины отказа. Не строй из себя дурака.
ОЛЕГ: Ладно. Буду строить из себя умного.
ИЗОЛЬДА: Ну.
ОЛЕГ: Прости меня – не могу. Вот так. Не могу и всё. Не умею.
ИЗОЛЬДА: Значит – не умеешь? Не можешь? Не поддаешься обучению? Олежек, а почему же ты мне раньше не сказал? Послушай, а что же ты меня… ты ко мне приставал до свадьбы? Руки распускал. Я-то думала…. А ты… Чего же ты хотел от меня добиться?
ОЛЕГ: Сердца и… это… руки.
ИЗОЛЬДА: Вот тебе рука, вот тебе сердце, вот тебе нога. И всё остальное. Бери.

Олег молчит, опустив глаза, проковыривает в простыне дырочку.

ОЛЕГ: Не буду.
ИЗОЛЬДА: Я не понимаю, сегодня такой день! Первая брачная ночь! Я думала мы этот день будем отмечать каждый последующий год – медная свадьба, серебряная свадьба….Первая брачная ночь, первая… И я берегла себя двадцать лет для этого дня! Двадцать лет! Подумать только.
ОЛЕГ: Точно берегла?
ИЗОЛЬДА: Да-а.
ОЛЕГ: Ну, побереги еще недельку.
ИЗОЛЬДА: А почему ты мне раньше не сказал? Подонок. Ты подонок, понимаешь. Ты обманул мои девичьи чаяния. А я… А я несчастна и невинна… Какой абсурд. (пауза) Ой, Олежек, Олежек… Ну, ничего. Знаешь что, Олег, сейчас всё излечимо. Сметана, мумиё, корень женьшеня, лимоны… Пиво ни в коем случае нельзя. Ты пиво любишь?
ОЛЕГ: Я не люблю пива. Ты знаешь.
ИЗОЛЬДА: Правильно, нечего… Вредно. Женские гормоны, полнит… Сейчас всё лечат, Олег, медицина далеко ушла… далеко-далеко…
ОЛЕГ: Далеко от кого?
ИЗОЛЬДА: Не бойся – не от тебя. (пауза) А как же ты мог ко мне приставать до свадьбы, интриган!? Блефовал? Ох, и хитер. Я думала… А ты… Неужели у тебя даже не возникает никакого желания? Ну посмотри на меня. Мечта! Я хороша – правда же?
ОЛЕГ: Послушай меня, Изольда, перестань, пожалуйста. Разговорилась, распереживалась. Ты что?.. Ты на самом деле думаешь, что я импотент? Нет. У меня всё в порядке в этом отношении. Всё нормально, понимаешь? Либидо… Либидо я охвачен – угу-гу-гу! - дай Бог, каждому!
ИЗОЛЬДА: Ах ты подонок! А где же тогда правда? Почему ты пассивен? Я не понимаю, например… Ты – не девственник, ты – не импотент, ты – нормальный. Нормальный мужик. Нормальный подонок. Всё у нас с тобой нормально, мы замечательная пара, только я почему-то несчастна… (изображает, что плачет) …и неудовлетворена. О, боже!
ОЛЕГ: Да, я нормальный мужик, мы с тобой замечательная пара, но пока не подходи ко мне, я легко возбудим, падок на ласки и у меня при… этом… кровь приливает к чреслам. И вырастает… (делает «жест по локоть») чувство.
ИЗОЛЬДА: Хорошо… (повторяет «жест по локоть») чувство вырастает. Тогда скажи мне, к чему весь этот карнавал? Я тебе не интересна?
ОЛЕГ: Очень интересна.
ИЗОЛЬДА: Ты меня не любишь?
ОЛЕГ: Очень… очень люблю.
ИЗОЛЬДА: Подонок.
ОЛЕГ: Перестань называть меня подонком! У меня есть имя.
ИЗОЛЬДА: Какой ты нудный. Боже мой, я так мечтала о красивой, безмятежной жизни. Он и я. (начинается лирическое отступление во время которого оба тонут в мечте, звучит музыка любви) Он и я, то есть мы плывем по течению… Мы безмерно счастливы от того, что обрели друг друга… Мы крепко-крепко обретенные друг другом летим навстречу счастию над островками подснежников, огоньков, сквозь запах березового сока!.. В течении жизни… Распустившиеся листики шутя бьют нас по щекам; потом мы такие же распустившиеся встречаем летний прохладный ветер – море зелени и свежести успокаивает. Зарница коротко приветствует нас. Он и я – мы рука об руку видим прелесть увядания природы. Золотая рожь, бодрящий дождь – божественная осень. Желтый и красный тона на нашем пути постепенно переливаются в белый. Мы летим – немножечко холодно, но ничего, мы знаем, что у нас еще всё впереди. Мимо – сугробы, снегири, елочки… Потом – новый год и… (романтический настрой растворился) и годовщина нашей свадьбы. Слушай, на черта это всё надо?! Для чего все это: свадебное платье, свидетели, когда воспоминания об этом дне у меня будут самые отвратительные? Мне что заняться самоудовлетворением? В первую брачную ночь?
ОЛЕГ: (придя в себя после романтического хмеля) Да что ты! Но не могу я… Ну, не понимаешь ты!.. Годовщина нашей свадьбы… А из тебя, кстати, мог бы получиться хороший поэт. Ну, не хороший, скажем, а, пожалуй, средний, но всё-таки под вдохновением. Тебе для полного творческого выплеска мешает твой рационализм. Вот. Если платье, то дорогое, если машина, то крутая… Ты непростая девушка…
ИЗОЛЬДА: Ну, говори.
ОЛЕГ: О чем?
ИЗОЛЬДА: О любви! О любви, дурак! Речь в этой жизни идет только о двух вещах: о любви и о смерти. Если ты не будешь говорить о любви, я, наверное, что-либо предприму – убью тебя.
ОЛЕГ: Убьешь? Себя? В первую брачную ночь? Газеты будут рады. И о любви я тебе говорить не могу.
ИЗОЛЬДА: Почему?
ОЛЕГ: Кризис.
ИЗОЛЬДА: Кризис чего?
ОЛЕГ: Души.
ИЗОЛЬДА: А может – кризис тела?
ОЛЕГ: А ты откуда знаешь?
ИЗОЛЬДА: Я догадливая.
ОЛЕГ: Вот повезло.
ИЗОЛЬДА: Хорошо, везунчик, не признавайся. Скрывай. Пусть твои секреты остаются с тобой. А я пойду к гостям и объявлю им результаты.
ОЛЕГ: Какие?
ИЗОЛЬДА: Не какие, а – чего. Результаты сегодняшней брачной ночи. Брачной и первой, что характерно.
ОЛЕГ: Ага. Иди. Я представляю их реакцию, твоя маменька, наверное, сама полезет ко мне через ширинку. Иди. Твои подружки, которые еще недавно умирали от зависти, подарят тебе уйму сочувственных улыбок. Поверь, люди всегда больше предпочитают сочувствовать, сопереживать, чем завидовать. Они бы с радостью отдали бы тебе последнюю рубаху, наслаждаясь, что у тебя нет своей. Чужая беда – это сожаление и в тоже время облегчение, потому что она, беда-то чужая, не твоя. И о твоей беде… Помни, это именно твоя беда, это всегда беда женщины, а не мужчины… И об этом узнает весь город. А теперь ступай. Иди-иди, Изольда.
ИЗОЛЬДА: Подонок. Ты меня убиваешь.
ОЛЕГ: Ты же сама говоришь, что в этой жизни можно либо любить, либо убивать. Что ни слово, то ножом по сердцу?
ИЗОЛЬДА: (плаксиво) А я так надеялась, надеялась на новые ощущения, на чувства, на взаимную…
ОЛЕГ: А кто тебе сказал… Всё у нас с тобой есть. И чувства и взаимность. И ты, наконец-то, замужем. Наконец.
ИЗОЛЬДА: Что значит – наконец? Конца-то я не вижу.
ОЛЕГ: Может быть, я не так выразился… Может быть. Но ты придираешься у словам.
ИЗОЛЬДА: Всё не так. Ты меня обманул, наобещал золотые горы…
ОЛЕГ: Золотые горы – это ты мне обещала.
ИЗОЛЬДА: Вот подонок, а! Скажи честно, Олежек, почему ты не хочешь… ну… не хочешь овладеть мною? Аппетитной, заводной невестой...
ОЛЕГ: (в голосе наигранный пафос) Я… Я не хочу овладеть тобою… Нет, я хочу, я не могу, Изольда.
ИЗОЛЬДА: Почему ты не можешь?
ОЛЕГ: Я не могу овладеть тобою, ибо… Ибо…
ИЗОЛЬДА: Ибо?
ОЛЕГ: Ибо. О! У меня творческий кризис.
ИЗОЛЬДА: Какой-какой кризис?
ОЛЕГ: Творческий. А что? Я же художник, и имею право, также как и ты, на критические дни, также как все другие – на депрессии, апатии, неврозы, психозы, хандрозы, на различные расстройства, на… На… Да что ты будешь делать.
ИЗОЛЬДА: (подавая Олегу медицинский справочник) На?
ОЛЕГ: Вот. Хорошо. (открывает справочник, листает) На аритмии я имею право. Различные блокады сердца. Вот. На пе-ре-кардиты, на волчанку красную системную, ревматизм, запоры, болезнь Аддисона, болезнь Бирмера, астма бронхиальная, понос, недержание…
ИЗОЛЬДА: (внимательно слушая) Знакомо.
ОЛЕГ: Гипогенитализм мужской.
ИЗОЛЬДА: Вот это хорошо. Гипогенитализм.
ОЛЕГ: Паракоклюш. Непроходимость кишечника.
ИЗОЛЬДА: Просто замечательно.
ОЛЕГ: Насморк. Просто насморк острый.
ИЗОЛЬДА: Сопливый ты мой.
ОЛЕГ: Пульпит.
ИЗОЛЬДА: Пульпит – хорошее слово. Возьми себе псевдоним: Олег Пульпит. Звучит?
ОЛЕГ: Галлюциноз – еще есть болезнь.
ИЗОЛЬДА: Вот твоё. Точно.
ОЛЕГ: (внимательно читает) Этот синдром характеризуется наличием выраженных и стойких галлюцинаций. Нет, не то. Аборт. Не то. Токсикозы. Не то. О родах. Не то. Кра-у-роз вульвы. Ничего себе! Триома матки. Обалдеть! Не то.
ИЗОЛЬДА: Хватит, доктор. Достаточно. (забирает у Олега книгу) Что у тебя еще может быть, и что у тебя есть на данный момент, я тебе скажу сама не заглядывая в эту книжку. Психопатия, шизофрения…
ОЛЕГ: И горе от ума.
ИЗОЛЬДА: Бога ради от какого ума?
ОЛЕГ: Всё сказанное имеет место быть. Я же художник. У меня повышенная индивидуальная чувствительность.
ИЗОЛЬДА: Какая у тебя чувствительность?
ОЛЕГ: Повышенная и индивидуальная.
ИЗОЛЬДА: Какой ты художник? Ты же фотокорреспондент. Если газета стала произведением искусства, тогда пингвин – птица. Какую она имеет художественную ценность? Газета – это средство массовой информации. И если ты художник, тогда я – Жанна Д’Арк. (начинает позировать для съемок, как фотомодель, Олег берет фотоаппарат и начинает снимать, фотовспышки продолжаются некоторое время)
ОЛЕГ: (закончив фотографировать) Жанна? Изольда? Жанна Д’Арк была тебя на год моложе. Ей девятнадцать, а тебе двадцать. Поздно, революция этого не ценит. Орлеанская дева уже ту-ту! Умерла год назад.
ИЗОЛЬДА: Подонок.
ОЛЕГ: Так вот, по поводу… Газете, конечно, нет места в истории культуры, но… (Изольда садится за печатную машинку и начинает печатать, Олег красочно декларирует, Изольда печатает) Но газета – это искусство, искусство мимолетное, искусство настоящего, искусство сегодняшнего дня, которое влияет на культурный процесс, влияет на сознание масс, являясь результатом брожения человеческой мысли, и подчас хорошим результатом. Газета, как искусство, смело улавливает политические тонкости… и не идет на поводу у политиканов. В общем, правильным путем идем, товарищи! Завистники те, кто называет прессу грязной и желтой. Прежде всего – это искусство честное, которое несет свою смысловую нагрузку, эмоциональную окраску, воспитывает и указывает на конец… Нет. Воспитывает и указывает, наконец. С наилучшими пожеланиями, Олег.
ИЗОЛЬДА: И что?
ОЛЕГ: Вот. Творческий кризис. Я подготавливаю масштабный обзор на тему: «Весна, тире, любовь» И поэтому…

Эротический момент. Появляется муза Олега и начинает с ним танцевать. Видение наблюдает и Изольда. Она тоже вступает в танец. В конфликтный танец с музой. Олег становится позади, созерцает. Две самки выясняют отношения из-за самца. Муза исчезает под напором Изольды. Танец закончивается. Аплодисменты.

ОЛЕГ: (продолжает, как не в чем не бывало) И поэтому я не хочу тратить своей творческой энергии на всяческие телесные развлечения, на услаждение собственной плоти, то есть на секос.
ИЗОЛЬДА: Это я, значит, телесное развлечение? Я, получается, для услаждения? Я - секос. А ты, значит, у нас художник? Репин такой?
ОЛЕГ: Ну, Репин – это, стоит признаться, очень громко, но…
ИЗОЛЬДА: Да чхала я на твою «Весну, тире, любовь» Тоже мне деятель… Гений из провинции. Да твоей энергии, деятель, вряд ли хватит на прозаичный онанизм, я ты – масштабный обзор на тему…
ОЛЕГ: Я тут давно сижу и недоумеваю, почему ты со мной уже целый час разговариваешь на повышенных тонах?
ИЗОЛЬДА: А ты не догадываешься – почему?
ОЛЕГ: Нет, я не догадываюсь. И защищаюсь. По какому такому праву ты со мной говоришь на таких тонах!?
ИЗОЛЬДА: О правах заговорил, а об обязанностях забыл. (обращается к залу) Посмотрите на него.
ОЛЕГ: Во-первых, я тебе кто?
ИЗОЛЬДА: Муж, но с ма-а-аленькой такой буквы, как оказалось.
ОЛЕГ: Это я-то муж с ма-а-аленькой буквы? Значит я – муж с маленькой буквы, а ты у меня жена с большой, с большой такой буквы «Жэ».
ИЗОЛЬДА: Предполагалось, что с большой.
ОЛЕГ: Человек предполагает, а бог располагает.
ИЗОЛЬДА: Шопенгауэр просто.
ОЛЕГ: Есть такая мысль: гений для лакея – есть никто. Слышала? Замечательное выражение.
ИЗОЛЬДА: Я даю сто процентов – ты считаешь, что я лакей? Да?
ОЛЕГ: Да.
ИЗОЛЬДА: А ты у нас естественно гений. Да?
ОЛЕГ: Да.
ИЗОЛЬДА: Александр Сергеевич? Очень приятно. Изольда Леонидовна.
ОЛЕГ: Нет. Меня зовут Олегом Николаевичем. Но мы с ним, с Пушкиным, где-то рядом, на одном уровне.
ИЗОЛЬДА: С Пушкиным на одном уровне?
ОЛЕГ: Да, с Пушкиным.
ИЗОЛЬДА: Да ты вряд ли доживешь до того времени, когда тебя будут звать Олегом Николаевичем, то есть - по имени отчеству. Если только на могильной плите напишут. Так и будешь всю жизнь Олежиком. Фотограф - Олежик, мальчик на побегушках. Ты не гений, Олежик, ты жопа. Если бы в зале не было автора, я бы тебе сказала покрепче, кто ты есть на самом деле.
АВТОР из зала: Ничего-ничего. Продолжайте.
ИЗОЛЬДА: Можно?
АВТОР: Продолжайте. Я терплю.
ИЗОЛЬДА: Я же думала, он просто фоторепортер, мужик… А он художник. Боже мой, как мне не везет. Каждый раз одно и тоже.
ОЛЕГ: Это как это? Не понял. Не везет… Каждый раз одно и тоже. Погоди-погоди. Так у тебя кто-то был? Не везет… Одно и тоже. Еще один художник? Вот это да! А как же твоя невинность? Ведь ты же берегла себя двадцать лет для этого дня. Почему же ты… почему ты мне не давала? До свадьбы тогда? Ах! Ты… Жемчужина ты насверленная, кобылица необъезженная… Мать моя… Ты не девственница… не девушка? Ты женщина. Ты… Ты самка. А я, дурак… Я дурак за ней бегаю. А она мне такая: «Ути-пути», «Я чиста и невинна, как есть перед богом». Самка!
ИЗОЛЬДА: Подонок!
ОЛЕГ: Самка!
ИЗОЛЬДА: Подонок! Художник!

Дело доходит до драки. Подушки, перья. Мелькают потные лица, руки, ноги. Всеобщая суматоха. Перевес то на одной, то на другой стороне. Автор, не выдержав беспорядка, выскакивает из зала, паникует и кричит.

АВТОР: Перестаньте. Прекратите. Хватит. Достаточно. Не надо. Уймитесь. Ради бога. Жуть. Сволочи. Козлы. Долой импровизацию! Перестаньте. Прекратите. Хватит.

Драка понемногу утихает и прекращается, а автор всё еще продолжает бегать и паниковать, и теперь уже молодожены становятся зрителями.

АВТОР: Разве так можно? Разве нельзя по другому? Мы не ценим счастья сегодняшнего дня. Это же жуть. Долой импровизацию. Я становлюсь на защиту авторских прав. Так дальше не должно продолжаться, это беспредел. Жуть. Сволочи. Гады. Козлы.
ОЛЕГ: Ладно там – на галерке… Хватит.
ИЗОЛЬДА: Художник.
ОЛЕГ: Художника может всякий обидеть. И вообще, неужели те три месяца, что мы с тобой провели вместе, целуясь в губки, ты с кем-то…
ИЗОЛЬДА: Подонок.
ОЛЕГ: (между делом) Самка. (опять продолжает незаконченное предложение) Ты с кем-то… Гм.
ИЗОЛЬДА: Да. Я спала, если хочешь, с мужчиной. Слава богу, он не художник, ему не надо делать фотообзоров, ему не надо писать стихов, его вдохновение работает в одном направлении. В правильном. Он мужик. Что ты уставился на меня, как баран?

Олегу живо представилось, что он баран и пасется в стаде, а рядом важно ходит пастух, чье вдохновение работает в одну сторону, потому что он мужик.

МУЖИК: Э, бараны!.. Тупые!

По тропинке спускается Изольда с едой, завернутой в платок, и с кувшином.

ИЗОЛЬДА: Идем – покушаешь, мой дорогой мужик, пока бараны отдыхают… Смотри… (показывает на Олега) у того барана особенно красивые рога…

Олег трогает свою голову, ищет там рога, потом кричит.

ОЛЕГ: Самка! И этот… этот… гад, поди, еще присутствовал среди гостей!? Улыбался, наблюдая, как я подпираю рогами потолок.
ИЗОЛЬДА: Когда у нас ЭТО было…
ОЛЕГ: Что - ЭТО?
ИЗОЛЬДА: Когда мы с ним спали, тогда я еще не была замужем. Замуж, как ты должен был заметить, я вышла сегодня. Рогов у тебя быть не могло, потому что ты на тот момент не был мне мужем. Нет печати, нет вины. Так что спили свои рога и приступай к выполнению своих супружеских обязанностей… незамедлительно… сейчас… сию минуту… Трахни меня! В общем, если сказать по-русски.

Автор встает в зале и, недоумевая, восклицает.

АВТОР: Боже мой, что тут происходит? Я такого не писал. Я не мог о рогах написать такого безобразия. Послушайте, когда это закончится?
ОЛЕГ: (автору) Тихо! Островский! Не кипятись. Сядь на место. (берет стакан с водой и выливает на невесту) Самка!
ИЗОЛЬДА: (бьет его подушкой) Подонок!
ОЛЕГ: (бьет её подушкой) Самка!
ИЗОЛЬДА: Подонок!
Самка!
Подонок!

В зале откликается эхо: подонок, самка, подонок, самка… Дело опять доходит до незапланированного автором поединка. В ход идут подушки, летят перья. Потные лица новобрачных, и опять перья. Суматоха. Автор опять начинает метаться по зрительному залу, он невольно берет вербальную часть сцены на себя.

АВТОР: Я совершенно не понимаю, что здесь творится. Я люблю дуэли, но… Везде нужна мера. Надо знать честь… совесть… ум… Посмотрите – они не ведают, что творят. Это против правил драматургии! Так не нужно! Я этого не писал. Перья, потные лица новобрачных – это не правда. И это страшное слово «трахни»… Я не знаю таких слов… Такого не бывает. Что здесь творится? Успокойтесь. Нервные клетки они же… (усаживается на своё прежнее место взволнованный и застроенный) Нервы надо беречь. Не нужно так грубо. Зачем? (потасовка на сцене завершилась, участники становятся невольными слушателями автора) Боже мой, ну зачем? Константин Сергеевич бы этого не одобрил, и Антон Павлович тоже. Как тяжело… Душа просит любви, ласки, гармонии, а тут холод, ненависть, козлы и сволочи. Почему?
ОЛЕГ: (в зал) На эту тему мы после спектакля поговорим, мужик. Упокойся. Засунь свой гонорар в свой тощий зад, и молчи. (Изольде) Скажи, а кто твой самец, самка? Ты мне так и не ответила: он был у нас на свадьбе?
ИЗОЛЬДА: Да.
ОЛЕГ: Очень хорошо. И кто же он?
ИЗОЛЬДА: Муж моей сводной сестры.
ОЛЕГ: Так-так. Это кто?
ИЗОЛЬДА: Высокий такой, В синем костюме.
ОЛЕГ: Это тот, который своими слюнями прилеплял деньги к потолку?
ИЗОЛЬДА: Нет.
ОЛЕГ: Это тот худой, который всё норовился тебя облизать по самые не хочу?
ИЗОЛЬДА: Нет.
ОЛЕГ: А-а-а! Это тот здоровенный, белобрысый, с желтыми зубами, в синем пиджаке? Он еще пожал мне руку так, что мои… музыкальные пальчики онемели.
ИЗОЛЬДА: Да, он достаточно крепкий мужчина.
ОЛЕГ: Мужчина у которого есть, что поискать в штанах? Да?
ИЗОЛЬДА: Да, деньги у него в карманах водятся.
ОЛЕГ: И не художник, что самое главное? Да?
ИЗОЛЬДА: И не художник. Стихов он мне, конечно же, в постели не читал, картин, прекращая на самом интересном месте, не зачинал, не бегал к мольберту в моменты неподходящие… Во время любви не интересовался, что говорил по этому поводу Зигмунд Фрейд.
ОЛЕГ: Во время любви Фрейда не цитировал? Значит? Хорошо. Отлчино. Да он же обезьяна! Какая любовь?! Секос и не больше. Он же тупой, он же петровский рекрут, с маленькими глазенками, как у поросенка. Потрахает тебя, как кабель сучку, и домой к жене.
ИЗОЛЬДА: Он мужик. Тебе этого не понять.
ОЛЕГ: Мне этого не понять, а что же ты тогда за меня замуж вышла? Нашла бы себе похожего, такого же белобрысого и здоровенного, который в постели стихов не читает. А я что – сухощав, да еще и художник. (реагирует на зал) Вот дяденька, который возомнил себя автором слушает тебя сейчас и недоумевает. Недоумевает. Посмотри на него. Вспотел мужик…
ИЗОЛЬДА: Перестань. Я же люблю тебя. Я от тебя девочку рожу.
ОЛЕГ: Вряд ли. Потому что я же художник.
ИЗОЛЬДА: Девочку. Чернобровую. Черноглазую. Кудрявую.
ОЛЕГ: Как это ты от меня, от мужчины славянского типа родишь чернобровую, черноглазую, кудрявую?
ИЗОЛЬДА: Рожу. Представь – я возвращаюсь с работы, иду в детский садик по знакомой аллейке. А мне навстречу выбегает она – глазки угольки. Она у нас самая красивенькая, самая умненькая.
ОЛЕГ: И в кого же?
ИЗОЛЬДА: Она самая-самая. На ней голубое шелковое платьице, гольфики тоже голубенькие, маленькие сандалики, а в волосах огромный бант.
ОЛЕГ: А во рту огромное мороженое.
ИЗОЛЬДА: Если она чего хочет, то пускай, нельзя отказывать. Мороженое, так мороженое. И моя девочка бежит рассказать мне… нам, чем же она сегодня удивила воспитателей и других ребятишек. Удивлялка! – вся в тебя. Представляешь, я её уже готова почувствовать у себя внутри. Я… мы назовем её Кристиной.
ОЛЕГ: А если мне не нравится такое имя? Или отца уже не спрашивают, как назвать дочь?
ИЗОЛЬДА: А как ты хочешь?
ОЛЕГ: Ну, например, Анастасия. Настя. Настенька.
ИЗОЛЬДА: Тоже хорошо. Только Кристина лучше. Когда она вырастет, ты уже будешь редактором большого толстого журнала. Личностью станешь популярной. Будешь носить дорогие пиджаки, белые рубашки и разноцветные галстуки. Брюки должны быть всегда наглажены.
ОЛЕГ: Всё зависит от тебя.
ИЗОЛЬДА: Как сказать. Молодые корреспондентки будут в тебя влюбляться. Я к тому времени буду уже известным модельером.
ОЛЕГ: Мы отдадим нашу дочь в Московский Государственный Университет, на юридический.
ИЗОЛЬДА: Или в МГИМО, в Московский Государственный институт Международных отношений имени Патрица Лумумба.
ОЛЕГ: Патрица кого?
ИЗОЛЬДА: Лумумба. Больше по заграницам будет бывать.
ОЛЕГ: Это правильно, пускай поглядит, как люди живут. Замуж тоже за кого попало не надо отдавать. Пусть тщательно подойдет к выбору мужа…
ИЗОЛЬДА: Точно. А то попадется такой же, как ты – художник, потом мучайся: выходи из положения, как войти в положение.
ОЛЕГ: Знаешь что! Знаешь что!? Я тебе… я тебе сейчас…
ИЗОЛЬДА: Что? Ну не ударишь ведь, не сможешь. Ну что, что?
ОЛЕГ: Знаешь что!
ИЗОЛЬДА: Ну, чего замер?
ОЛЕГ: А нет, нет у меня никакого творческого кризиса.
ИЗОЛЬДА: Удивил. Верю. Даже знаю. Потому что, какой ты художник? К работе ты относишься спустя рукава…
ОЛЕГ: Ну, знаешь…
ИЗОЛЬДА: Да-да. Особого рвения не проявляешь, спрашивала я о тебе у редактора, интересовалась: нет в тебе творческой жилки. Если и была, то высохла от лени от твоей. Где она твоя творческая жилка? Покажи хоть одну путную фотографию.
ОЛЕГ: Во мне? Во мне нет творческой жилки? Да? Что он этот редактор может знать о жилке-то о творческой?
ИЗОЛЬДА: А ты иди это ему скажи. Боишься? А у тебя должно получится по административной линии. Таким людям, как ты мыла не надо.
ОЛЕГ: Что?
ИЗОЛЬДА: То. И правильно, художники – они кто? Материал для истории. (Олег садится за печатную машинку и начинает печатать, Изольда энергично декламирует, опять театр в театре) Материал для истории, для будущего. В настоящем у них ничего нет, ни признания, ни славы, как правило. Для них будущее, а оно, на самом деле, за горами. Простому человеку легче. Чего ему надо? Чего надо простому человеку? Дослужиться, например, до редактора. А о своей посредственности можно не думать. Можно оставить это в тайне. Ты слышишь меня, Олег? Хотя можешь думать, что ты художник. Можешь даже стучать себя в грудь прилюдно. Люди верят. Повторенное три раз имеет больше шансов произвести впечатление. Несколько раз скажешь, что ты гений, люди посмеются, но сомнения всё же одолеют их – а вдруг. А у художников всё много хуже, они с головой не дружат. Знала я одного поэта, он до сих пор не может найти подходящего крюка на потолке, боится открытых окон и хранит под подушкой какие-то сумасшедшие таблетки. Больной человек.
ОЛЕГ: Значит, по-твоему, художник определяется способностью или неспособностью к самоубийству?
ИЗОЛЬДА: И живут они по большей части мало. А мы с тобой проживем долго и счастливо.
ОЛЕГ: О чем это говорит?
ИЗОЛЬДА: Хватит, ну что ты, как маленький! Что ты из себя богемного мальчика строишь!? Теорема проста. Спектакль закончился. Хватит играть. Даже автор успокоился, смирился. А ты, как клоун. Иди, прими таблетку.
ОЛЕГ: Знаешь, зря мы с тобой сошлись. Я мог бы стать неплохим репортером. У меня есть способности. Что ты смеешься? Есть. Я не без таланта. А с тобою у меня ничего не получится.
ИЗОЛЬДА: Зато со мной ты станешь редактором.
ОЛЕГ: А разве в этом счастье?
ИЗОЛЬДА: Перестань. Ты же посредственность. Бог тебя немного, в этом смысле, обидел. И это не мысли лакея о гении. Нормальные, здоровые мысли.
ОЛЕГ: Нормальные? Здоровые? А я ненормальный и нездоровый? Зря. Всё зря. Я не хочу такой правды. Слушай, еще какой-то час назад мне казалось, что я тебя люблю даже… вроде…
ИЗОЛЬДА: Видишь, у тебя всё так: «вроде» и «даже». Вроде даже люблю. Вроде даже художник. Ты человек вроде даже.
ОЛЕГ: Да я человек, Изольда. И человек всё-таки с большой буквы, муж может и с маленькой, а человек с большой. И не хочу я такой жизни, не хочу. Ты вскормишь меня своею грудью, и через пять лет меня будет уже не узнать. Мой мозг заплывет жиром, как и тело. Я боюсь даже думать, что со мной может произойти. Печально, но я в такой глубокой жопе. Я не хочу… Не убивай меня, Изольда. Я жить хочу. Я не хочу быть редактором. Я жить хочу, я любить хочу! Отпусти меня. Отпусти. Пожалуйста.
ИЗОЛЬДА: Ты что, Олег, с ума сошел. Перестань. (смотрит в зал на автора) Что тут происходит? Это он сейчас выдает не по тексту. Или как?
АВТОР: (отмахивается) Делайте уже, что хотите.
ОЛЕГ: Пожалуйста.
ИЗОЛЬДА: (смеется) Волшебное слово «пожалуйста». «Отпусти» говорит. Комик. Актер. Ты не слишком много выпил? Есенин, ты мой.
ОЛЕГ: Я не пил. Мне нельзя пить. Я не пил, Айседора, моя! У меня ГОНОРЕЯ, потому я и не полез к тебе в постель. Но это к лучшему. Ты представляешь, я теперь даже боюсь тебя. Я предполагаю, о чем ты думаешь, – где я эту болезнь поймал… Тебе интересно? Я подхватил гонорею прямо на мальчишнике перед свадьбой. И даже рад, что так произошло, потому что за текущие полтора часа мы так хорошо друг друга узнали… Уже поздно, но лучше поздно, чем никогда: Я не хочу такой жизни, которую ты мне нарисовала. Я не хочу жить с таким человеком, как ты. Рубашки, галстуки, черненькая красивенькая девочка…
ИЗОЛЬДА: Вот значит как? Тебя случайно в венерическом диспансере еще не узнают в лицо?
ОЛЕГ: Это случилось в первый раз.
ИЗОЛЬДА: Да, здорово ты повеселился до свадьбы. Эротоман. И теперь полтора часа устраиваешь тут передо мной цирк.
ОЛЕГ: Я люблю цирк. Слоны. Обезьянки.
ИЗОЛЬДА: Клоун.
ОЛЕГ: Клоун. Я уже двадцать лет клоун. Я клоун везде – на работе у начальника, дома с родителями, в гостях у друзей. Меня так хотели видеть, только в роли клоуна: родители ставили на стульчик рассказывать стихи, начальник давал веселые задания, друзья просили рассказать анекдот. Я клоун.
Двадцать лет клоун. А сейчас вот краски исчезли, я становлюсь с тобой грустным клоуном. Ох уж эти обстоятельства. По какой-то нелепой случайности я на тебе женился. А всё ты – счастье, счастье, еще раз счастье… И я купился. И теперь я больной, женатый клоун. И моя душа…
ИЗОЛЬДА: В моих руках.
ОЛЕГ: У, ты Мефистофель, какой!
ИЗОЛЬДА: Остынь, Ницше. Тебе нельзя волноваться, у тебя могут быть осложнения, и тогда ты точно станешь настоящим художником. (берет медицинский справочник, читает) Гонорея – высококонтагиозное инфекционное заболевание, вызываемое гоноккоком Нейсера. Основной путь заражения половой. Различают острою и хроническую гонорею. Так-так. Через три-четыре дня после заражения появляются зуд, жжение, резь… И выделения.
Гонорея! И ты смеешь в первую брачную ночь явиться ко мне в таком состоянии?
ОЛЕГ: А что же надо было отложить свадьбу?
ИЗОЛЬДА: Как ты вообще посмел!?
ОЛЕГ: Я могу уйти.
ИЗОЛЬДА: И сейчас же.
ОЛЕГ: Пожалуйста. Но что скажут гости?
ИЗОЛЬДА: Нет. Стой. Подонок! Ты мне всю жизнь испортил, всю жизнь!
ОЛЕГ: Я тебя знаю-то всего три месяца. Всю жизнь…
ИЗОЛЬДА: Подонок.
ОЛЕГ: Самка.
ИЗОЛЬДА: Подонок!
ОЛЕГ: Самка!
ИЗОЛЬДА: Всё. Хватит. Натерпелась. С первого дня такой подарок. А что будет дальше?
ОЛЕГ: Лечится пойду.
ИЗОЛЬДА: Конечно, лечится. Любая запущенная болезнь… Любая запущенная болезнь, а особенно эта… до добра не доводит. В общем всё может плохо кончится.
ОЛЕГ: Зато с болезнью приобщаешься к философии.
ИЗОЛЬДА: Ты и сейчас тоже клоун. Видишь – в зале автор успокоился, таблеток, видимо, наелся, комедия медленно перешла в трагедию. А трагик ты плохой, по-прежнему смешон. Однако, я тебя, Олег, почему-то жалею. Жалкий ты какой-то.
ОЛЕГ: А мне не надо жалости. Что ты такая!? А!? Я за три месяца о тебе как о человеке не узнал и десятой доли того, что узнал за полтора часа первой брачной ночи. И главное, я устал и хочу спать.
ИЗОЛЬДА: Прекрасно. Анекдот целый. Первая брачная ночь с гонореей. Кому расскажи, не поверят. Подонок. Автор придумал прекрасно. Пожалуй, я пойду лучше к нему. (идет в зал, садится к автору на колени) Это прекрасное произведение, автор. Вы великолепно пишите. А интересно, чем же это всё закончиться? Вы можете мне ответить? Я вас уже почти даже люблю. У вас-то хотя бы нет венерических заболеваний? Или вы о себе и писали?
ОЛЕГ: Иди сюда. (зовет её на сцену) Про «почти даже люблю» – это мои слова, и обращены они к тебе. Не воруй у меня слова. Ложись давай. Пора.
ИЗОЛЬДА: Ах, шарман.
ОЛЕГ: Ложись. Не ломайся.
ИЗОЛЬДА: Ты хочешь спать со мной на одной кровати? Я предпочитаю с автором. И вообще, как же личная гигиена? Ты – истекающий гноем. Тебя необходимо запереть в карантин.
ОЛЕГ: Хорошо. Я могу лечь на полу.
АВТОР: (из зала) Он может лечь на полу.
ИЗОЛЬДА: (автору) Я вы ляжете рядом? С кем? Со мной?
АВТОР: Самка.
ИЗОЛЬДА: Подонок. Он тоже подонок. Ложись на полу, Олежик. И мы будем делать вид, что нам с тобой хорошо, завтра, послезавтра, всегда. Нам же терпимо. У нас будет медовый месяц. Мои подруги будут мне завидовать. А спать ты будешь там, где я тебе покажу. Покажу на коврик – отдыхай на коврике, покажу на порог – отдыхай на пороге. А ты будешь лечиться тихо и анонимно. А раз у нас свободная любовь, я буду спать с автором… И с тем, с кем захочу… Например, вот с тем мачо из третьего ряда…
ОЛЕГ: Ух ты какая! А я могу сейчас выйти в зал с гостями и крикнуть во весь голос, на весь город, что я болен, болен го-но-реей.
ИЗОЛЬДА: Выходи. Твои родители сгорят от стыда.
ОЛЕГ: Хорошо. Ты говоришь, что я буду спать на коврике? Нет. Хрен тебе! Диктовать условия буду я. Понимаешь? Повернись ко мне! Ты понимаешь меня, самка? Я устал от твоей трескотни. Я устал от тебя! Я устал от этого тупого автора. Моя задача – исполнить свои супружеские обязанности? (автору) Не так ли?
ИЗОЛЬДА: Да ты с ума сошел! Я сейчас закричу. Позову на помощь.
ОЛЕГ: Кого позовешь? Мужика из третьего ряда? Или автора? Кричи. Зови. Автора! Автора! Автора! Аплодисменты, дамы и господа! Аплодисменты! Во мне проснулся настоящий художник! Я не могу упустить этого случая. Я зову тебя в свои объятия! Самка!
ИЗОЛЬДА: Ты дурак! Я позову на помощь.
ОЛЕГ: Зови. Расскажи всем, что тут творится.
ИЗОЛЬДА: Перестань.
ОЛЕГ: Как я тебя ненавижу. Я потушу свет, я устал на тебя смотреть.

Гаснет свет, в темноте слышаться голоса: мужской – напористый и возбужденный, женский – полный истерики и страха.

ПОДОНОК: Я буду исполнять свои обязанности. Иди же ко мне.
САМКА: Перестань. Ты ненормальный! Дурак!
ПОДОНОК: Ты же сама этого хотела, Изольда!
САМКА: Убери свои грязные руки, Олег!
ПОДОНОК: Ты моя сладкая! Самка.
САМКА: Ведь ты заразный! Подонок!
ПОДОНОК: Самка!
САМКА: Подонок!
ПОДОНОК: САМКА!
САМКА: ПОДОНОК!
АВТОР: Подонок! Самка!
ЭХО: Подонок! Самка! Подонок! Самка! Презерватив…

Темнота. Спальня приготовленная для таинства. Брачное ложе. Ложе – центр мира, суть всего человеческого, наш грех, который является первопричиной рождения сумасшедшего человечества.
В полумраке слышатся голоса: женский, мужской и голос автора.
Потом лишь дыхание ночи, первой и брачной. Автор глубок вздыхает.
И темнота.

1998 год Сергей Решетников (с)