Княгиня Ума Турман, веретёшко, царская мохнатка и Санёк

Мне было двадцать пять, когда она у меня сосала. Ей было шестнадцать.
Я работал видео оператором на областной телестудии, каждый день таскал за корреспондентами огромную видеокамеру Betacam SP, мечтал проломить им голову и убежать к моей маленькой девочке, которая жила с мамой на пятом этаже. Мы с женой жили на шестом. Приезжая домой на обед, я сначала заходил к ней и оприходовал ее. Она была как веретёшко, крутилась подо мной как сумасшедшая, пряла полотно юной любви.
С чего всё началось? Поднимаюсь к себе на шестой, замученный кипишным Антоном на съемках угольного разреза. Лифт опять не работает. Иду, мечтаю о чашке горохового супа, хотя знаю, что буду есть лапшу Доширак, так как жена преподает с утра до вечера в музыкальной школе. Да и готовить она не любит. Да и я в целом чувак ни привередливый. Мне и Доширак сгодится. Главное, чтобы хлеб был. Я всегда ем хлеб. Даже пельмени с хлебом. Так родители научили.
Иду, значит. Вдруг выходит она, юная черноглазая миловидная брюнетка. Ну понятно, что созрела… Но мне ведь уже… двадцать пять… Она решительно встала в лестничном проеме, сурово посмотрела мне в глаза и как будто небрежно лизнула свой указательный палец. Я улыбнулся, мол, чего тебе девочка. Она сделала шаг вперед и полезла ко мне в ширинку. У меня в голове всё закрутилось. Я ведь с угольного разреза. Не первой свежести. Она расстегнула ширинку, достала мой резко окрепший член, около минуты пристально смотрела на него, как будто испытывала мое терпение, а потом принялась сладостно сосать. Её горячая липкая слюна текла по моим ногам. Это было волшебно. Особенно после угольного разреза. Когда я кончил, она вытерла губы. Также пристально посмотрела в мои посоловелые глаза, мол, ну и как. Я спросил:
- Сколько тебе?
- Шестнадцать, - спокойно произнесла она нежным почти детским голосом.
Вот они мои первые три, четыре года тюрьмы. Мать моя женщина. Откуда ты, невинное дитя?
- Ты с ума сошла? – тихо спросил я.
- Мне это нужно, - спокойно ответила она. – Иди домой. Увидимся.
Я как по приказу пошел наверх. Потом повернулся и спросил:
- Как тебя зовут?
Но она уже захлопнула за собой дверь. Ай да Николай. Ай да сукин сын. Надо срочно изучить уголовный кодекс. Пришла пора.
С этого дня всё началось. Пока жена преподавала музыку, я приезжал на обед, но не домой, а к моей малолетке.
- Меня зовут Марина, - отсосав второй раз, произнесла она.
Вообще она поначалу меня больше изучала в нижней части. Вернее, изучала мой член: как он встает, как он двигается, как напрягается и наливается кровью, когда брызгает спермой. Мое окончание Маринку приводило в восторг. Она как в цирке хлопала в ладоши, когда я кончал. Как будто десяток веселых клоунов выбегали на арену и веселили юную Маринку. Мало-помалу она освоилась и наигралась с моим членом. И в один из дней она решила покончить со своей девственностью. Она разогрела мне котлеты с толченой картошкой. Я поел. И мы пошли совершать ритуал. Я всё еще думал про уголовный кодекс.
Потом еще выяснилось, что мама у Маринки – судья. Я чуть в обморок не упал. И по ночам, когда жена засыпала, учил наизусть уголовный кодекс.
Так продолжалось четыре года. Четыре года, когда я днем на пятом этаже, а ночью на шестом. А еще на телевидении Надя - корреспондент, жена главного редактора, иногда мне подмахивала, когда мы ездили с ней в командировки.
- А чё Димка? – спрашивал я её (Димка – это её муж, главный редактор – большой человек).
- А ни чё, - спокойно говорила Надя и садилась на меня сверху. Надя любила сверху. Она вообще была командир. Не понимаю, почему мягкотелого Димку сделали главным редактором, а не ее. Надька – сила. У Нядьки – мохнатка царская, разухабистая.
Так вот. Прошло пять лет. Однажды, когда веретёшко кончило подо мной дважды, я было уже подумал о котлетах в холодильнике. Но Маринка меня остановила, погладила по голове и сказала:
- Мне нужен жених.
- Но я как-то… давно и… это… счастливо женат, - неожиданно для себя брякнул я.
- Я не про тебя. Найди мне какого-нибудь мужа.
- Где я тебе его найду?
- Ну где-нибудь. Мы с тобой будем трахаться, а он будет готовить котлеты.
- Да не надо мне колеты от твоего мужа. А у тебя когда диплом?
Она пошла по стопам мамы и поступила на юридический. В общем, видит Бог, уголовный кодекс я учил не зря.
Самое страшное, что она не пошутила. Маринка вообще никогда не шутила. У нее не было чувства юмора. Видимо, это от мамы. И на следующий день я стал искать ей мужа. Надька пока не напрягала меня командировками, нашла нового оператора. И я с удовольствием позабыл про ее царскую разухабистую мохнатку. Но где же найти мужа для Маринки? Время пошло. Веретёшко кончало по два, по три раза. Веретёшко поймало кайф от анального секса. Она была в восторге. И, когда вспоминала, чтобы я ищу ей мужа, злилась и кричала:
- Что я буду с ним делать?
- Котлеты, - пытался пошутить я.
Шутка не прошла. Я получил от нее три пощечины. Три мощных пощечины. Больше не буду так шутить. Больше вообще шутить не буду.
- Ну ты ведь сама просила мужа…
Как далеко и глубоко ты забрался, Николай – думал я про себя. Вообще мне на женщин, так сказать, везет: жена у меня – командир в доме, Маринка у меня – королева, да и Надька у меня была – царица с царской мохнаткой. Лучше бы я работал на угольном разрезе. Грёбанные бабы! Они меня убьют.
В столовке на телестудии я завтракал омлетом, откусывал большой кусок белого хлеба, запивал компотом из сухофруктов и думал… О чем думал? Уже не помню. Ко мне подсел Санёк – видеомонтажер новостей. Я мало пересекался с видеомонтажерами. Мне пофигу: я снял, отдал пару кассет Betacam SP, делайте, что хотите. С меня взятки гладки. Они, конечно, часто брали не самые лучшие кадры. Но я ведь не буду их уговаривать, объяснять, что тут клёвый внутрикадровый монтаж, тут не тупи, панораму не рви на середине. Они ведь всё равно порвут, где им надо. Им сто процентов нужно попасть в хронометраж новостей. Главное губернатора побольше показать. Лизнуть ягодицу… Восточного раболепия из русских не выбить… Но Санёк был хороший монтажёр. Старался.
- Привет, - подал он мне руку, сел рядом, поставил поднос с борщом, котлетами, чаем и спросил: - Можно с тобой?
Я кивнул. А в голове у меня зазвенела мысль: «Вот он – наш с Маринкой лошара, дохлый, косолапый, маленький, но, как бы это выразиться, красивый…» Вернее – не так. Миленький такой. Аккуратно расчесанный. Я-то всегда хожу лохматый. У меня никогда нет расчески. Но я выше его на голову. Грубее – что ли. Сильнее – 100 процентов.
- Чего без хлеба? – Спросил его я.
- Не люблю.
Он еще и хлеб не ест. Полная моя противоположность.
- Борщ – без хлеба? – Не унимался я.
Он покривился, как будто я говорю ему это каждый день, кивнул и ответил:
- Да. Именно. Борщ без хлеба. И котлеты без хлеба.
- С ума сойти, - удивился я и съел последний кусок белого хлеба. Омлет я не доел. Так мама учила. Хлеб нужно доедать всегда.
Ел он медленно как девочка.
- Ты в армии не был? – Спросил я.
- А чё я там забыл? – Стал сопротивляться Санёк.
- Просто в армии пять минут на прием пищи дают, - зачем-то сказал я.
Санёк с пониманием кивнул и ничего не сказал.
- Выпьем пивка после работы? – продолжил я психологическую атаку.
- Давай. А где?
- У меня дома.
Он смутился.

Отработав смену, мы пошли ко мне домой, по дороге купили «Балтики».
Мы поднимаемся ко мне на шестой этаж, он останавливает меня за руку, смотрит в пол и говорит:
- Только я не гей.
Я громко засмеялся:
- И я не гей.
На смех вышла Маринка.
- О, Маринка, привет! Пошли с нами – пивка попьем? – Обрадовался я как всё удачно вдруг срасталось.
Но Маринка молчала.
- Чё? – нахмурился я.
- Заходите лучше ко мне.
- О, точняк. У тебя, наверное, и закуска есть. Котлеты, рыба соленая…
- Рыбы нет.
- Рыбы нет? Ну и ладно. Котлеты тоже прикольно.

Я сидел в кресле, пил «Балтику» и думал о том, какой я молодец – привел Маринке жениха. Мелковат, косолап, зато миленький, как кукла Кен. Как из магазина игрушек. Причесанный. На угольные разрезы не ездит. У монтажеров вообще работа не пыльная. Только геморрой можно заработать. Однако, вылечат. У Маринки мама богатая. Вообще да – стоит отметить, что жили они с дочуркой на широкую ногу: продуктов в холодильнике завались, колбасы всякой, сосисок, икру даже видел. Я то на своем шестом этаже больше по Доширакам прикалываюсь. Пока я думал о своем успехе созидания Маринка и Санёк разговорились. Правда, Маринка изредка поглядывала на меня, мол, кого ты мне привел? Кого-кого. Оленя. Просила оленя. Привел оленя.
Через месяц они поженились. Я понял, что я потерял еще одну рабочую мохнатку, потому что Санёк ходил на обед домой: есть икру, котлеты, колбасу. А я шел на шестой, где меня ждал Доширак. Моя жена совсем не умела готовить.
Я ел лапшу, пил чай, ложился на диван и представлял, как Санёк дерёт там мою Маринку. А веретёшко кончает три раза. Она такая – она может. Спринтер.
Через месяц Маринка сама пришла ко мне в квартиру, и оттрахала меня как следует. Она лежала потная, красивая, молодая, красная и говорила:
- Я не могу с ним жить. Он никакой. Я не люблю его.

Но потом мы два года не встречались. Зимой 1999 меня как видео оператора с корреспондентом Ивановым отправили в командировку в Чечню. Потом я вернулся. Мы с женой поменяли квартиру. И я совсем потерял из вида мою Маринку. Однажды в универмаге я встретил Санька. Он был шикарно обут, одет, дорогие часы. В общем, князь. Шик-блеск.
- Какие люди! – Обнял его я, поправляя свой потасканный пуховик.
- Колян! Давно не виделись. Ты как? В Чечне был? – Поправил он на руке дорогие, видимо, часы.
- Был.
- Чё там?
- Да ни чё там… хорошего. Тебе, правда, интересно, чё там?
Он махнул рукой и продолжил:
- У нас тут на студии такие перемены… Власть поменялась… Программы многие закрыли… Остались одни новости… В основном.
- Как Маринка?
- Родила Маринка.
- Родила?
- Родила.
Я громко выдохнул. Мне захотелось ударить холеного Санька, но я сдержался.
Санёк пристально вгляделся в меня и спросил:
- Не спросишь – кого?
- В смысле – кого?
- Ну мальчика, девочку…
Я засмеялся, хлопнул Санька по плечу и спросил:
- Да, извини, мальчик или… девочка?..
Он что-то ответил, а у меня звенело в ушах. Я подергал его за щеку и сказал:
- Извини, я пойду. Тороплюсь. Передавай привет Маринке.
- Обязательно передам. Передам. Она будет рада, - кричал он мне вдогонку.

Прошло еще несколько лет. Я как прежде работал на ТВ. У нас с женой никак не получалось зачать ребенка. Она кричала на меня, что это я в Чечне себе все яйца отбил… Я не реагировал. Я вообще как-то изменился не в лучшую сторону. Так мне казалось. Пока я не встретил в магазине ЕЁ. У нее не хватало денег на шпроты. И я ей добавил. Добавил пару десятков рублей на дурацкие рижские шпроты. Нет, не Маринке. Нет. Это была другая женщина. Княгиня. Под метр восемьдесят ростом, шикарный бюст, большая задница, идеальные ноги… И лицо… лицо как у Умы Турман – один в один. О Боги. Я купил шпроты Уме Турман. Она меня долго благодарила. А я еще дольше просил у нее номер телефона. Она сопротивлялась:
- Зачем вам?
- Мне очень нужно… Очень-очень, - тупил я. – Хотите, я куплю еще десять банок рижских шпрот? В подарок…
В итоге она дала мне номер телефона. Я даже не знал ее имени… Вечером я ей позвонил и предложил пойти в ресторан. Жена кричала:
- Куда ты? К этой ужасной Марине?
- Нет, не к Марине. Я уезжаю в Чечню. Ложись спать. Не жди. Я должен работать. А то тебе завтра на пианино играть. Надо выспаться.

В ресторан она пришла. Её звали Инной. Прекрасное имя – Инна.
Мы долго о чем-то говорили. Я вообще не понимал о чем я говорю. Я включился в разговор через пару часов, когда услышал вопрос:
- Ты не займешь мне денег?
- Займу. Сколько?
- Четыреста тысяч.
- Рублей?
- Конечно, рублей.
- Займу. Только у меня нет такой суммы. Но я найду. Для тебя найду.
Оказалась, что моя (пока – не моя) Ума Турман очень любила отдыхать заграницей (то есть подсела, стала тревел-зависимой), и брала деньги в банках, в кредитных организациях, в микрофинансовых организациях. Теперь в суде она проходит процедуру банкротства… но ей не поздно выплатить четыреста тысяч…
- В суде?
- Ну нет… ну сначала депозит… Потом имущество. Но мне так не хочется расставаться… Может быть лучше деньгами?
- Конечно, деньгами. Я найду четыреста тысяч. Завтра же.
- Спасибо.
- Пока не за что.
Я порылся в карманах и достал тысяч двадцать разными банкнотами.
- Вот у меня с собой… есть…
Она выхватила деньги и заплакала:
- Спасибо.
А потом изменилась в лице… и как будто её лицо наполнилось… блин… не могу подобрать слова… Она стала как будто княгиня… Понятно, что она хочет… Ума Турман. Ума Турман, которая меня хочет. Она меня хочет. И она мне даст. Сто пудово. У меня встал. Мы пошли в гостиницу. Я увидел ее голой и чуть не кончил на входе. А когда вставил – кончил в какие-то десять секунд. Она сразу встала, оделась, поцеловала в щеку, равнодушно сказала «пока» и вышла.
Вот это женщина! Вот это я попал! Опять княгиня.

Деньги нужны были через два дня. На утро выяснилось, что судья, которая ведет процесс, мама Марины. Моей Маринки. О боже, может Марина как-то поможет облегчить процесс… мировое соглашение там… реструктуризация займа… Я спешил к своей черноглазой.
Я поднимался на пятый этаж и слышал шум. Марина выталкивала Санька из квартиры и кричала:
- Иди отсюда, импотент. Мы с мамой тебя посадим в тюрьму! Снимай дубленку… На мои деньги куплена… Пойдешь отсюда голый.
Не задача. Я поднялся на их этаж и с размаху получил по лицу от Маринки.
- Идите отсюда оба. Ты чё сюда пришел? Предатель. Подлец!
И она впервые за многие годы заплакала. Я понял, что ловить мне здесь нечего. И княгине Инне здесь ничего не перепадет.
Мы спустились с Саньком на улицу и я сурово спросил:
- Чё ты натворил?
- Был в гей-сауне, - спокойно сказал тот.
- Зачем?
- Попробовал.
- И чё?
- И ни чё. Пошел ты! – Толкнул меня Санёк и побежал по улице в одной рубашке и в джинсах. А погода была минус пять. Замёрзнет Санёк. Всё-таки он гей.

На следующий день я нашел для Умы Турман еще сто тысяч. Только сто тысяч. Всего.
Она взяла деньги в руки, пересчитала и сказала:
- Этого мало, - но по взгляду я опять всё понял.
В эту ночь она дала мне еще два раза. О боже! Какой это был секс! Жена отдыхает. Надя отдыхает. Маринка отдыхает. Все отдыхают в сравнении с ней. О как она садилась на меня! Как волшебно управляла мышцами вагины! Это было удивительно. Это было два раза. Первый раз опять быстро. Я испугался, что она оденется и убежит. Но она осталась еще на один раз. Полный кегель. Такого суперконтроля интимных мышц я не чувствовал никогда. Она колдовала надо мной своей вагиной. И я был очарован.
Потом она пропала. Телефон был недоступен. Памела Андерсен тоже была банкротом. Кортни Лав. Многие. Ну не было у меня на тот момент такой суммы. После княгини любой другой секс меня не устраивал.

Я развелся с фригидной женой.

В обед в студии я ел шпроты и пил зелёный чай. И думал о самом главном. О вагине русской Умы Турман. Подходит ко мне царская мохнатка Надя и спрашивает:
- Поедешь со мной в командировку в Новосибирск?
- Угу – равнодушно киваю я.
- Виагру возьми с собой, ковбой.
- Угу.

Мы поехали в Новосиб. Я без причины тосковал. Сплин.
И вдруг. Это была ОНА. Не ожидал, что увижу княгиню в Новосибирске на инаугурации губернатора. Она была сексуальна. Она была шикарна. Смеялась. Общалась с какими областными шишками. Губернатор коснулся её зада. Я с камерой попал ей на глаза и она никак не отреагировала на меня. Как будто не узнала. Может быть это была не она? Под метр восемьдесят ростом, шикарный бюст, большая задница, идеальные ноги… И лицо как у Умы Турман – один в один.

Вечером Надя накормила меня виагрой, взгромоздилась, стала юзать, стонать, а я лежал и тупо смотрел в потолок.
- Лучше бы я погиб в Чечне…
- Почему? – остановилась Надя.
- Она… она высосала из меня энергию…
- Кто?
- Кто? Ума Турман.
- Ты употребляешь что-то запрещенное? Почему у тебя не стоит, Николай? Где твой триумфальный стояк, известный на всё областное ТВ? Я больше не нравлюсь тебе? А? Не нравлюсь?
- Нет.
Она слезла с меня и три раза ударила по морде. Потом два раза пнула по почкам. Так мне и надо.

2021 год 3 мая © Решетников Сергей