«Друг называется» рассказ

Этим летом я планировал умереть. Я всегда всё планирую. Деньги, любовь, кровь, смерть.

Тридцать лет назад я писал... писал стихи...

Ты лучшая, прекрасная, волшебное создание
ты украшение жизни моей вчера бездарной
развратная девчонка с хорошим воспитанием
с любимым подбородком, улыбкою угарной
с глазами океанами и ниже, ниже, ниже…
везде тебя целую как заведенный лев
урчащую в истоме сладкой львицу лижет
играя капюшончиком на разогрев.

Просыпаюсь. Ищу. Где она?
А ведь нам целоваться надо…
Моя Дина - королева Диана!
Богиня Афина Паллада!
Одиночество тяжко слишком.
По утрам я прошу Бога
чтобы трогательная мартышка
которую приятно трогать
лежала со мной в постели
в поцелуе застыв страстном…
…чтоб мы утром яичницу ели
авокадо и тосты с маслом.

Мы в музее влюбленные в Врубеля
я нутро тридцать лет истреблял
по степям постепенно поля
Без тебя
как я жил тридцать лет без тебя
Ужас прошлого так и болтается
между ног друга нашего демона
Бог на небе любовью питается
кровь пошла из пятна из родимого
прижимаясь целуя ебя
я не знаю не знаю не знаю
как я жил тридцать лет без тебя...

Я не понимаю, как прожил эти тридцать лет без тебя...

Мы с одноклассниками и одноклассницами играли в «бутылочку», когда я впервые ее поцеловал. Ладонью я притронулся к ее щеке и... поцеловал. Мне повезло только один раз...

- Серёжа! – позвала меня мама.
- Да, мам, - я положил авторучку на стол и вышел из комнаты.
- Ты уроки сделал?
- Нам ничего не задали.
- Я пошла на работу.
- Пока, мам!

Групповое фото нашего 10 «А» класса лежало на простыне. Я не видел на нём никого, кроме Дины. Ни смазливого на первый взгляд Шпуню, с которым мы пропили тьму денег, ни весельчака Димку, который вторую половину 90-х не вылезал из Чечни, ни толстозадую отличницу Риту, которая ныне занимает ответственную должность в администрации города, ни тайно влюбленную в меня Ольгу, о судьбе которой мне ничего не известно. В фокусе была лишь Дина. Она. Моя Дина. Её образ. Соорудив из подушки что-то вроде влагалища, я трахал её. Дину. Вернее подушку. Как будто бы Дину. Живчики уже готовы выпрыгнуть из меня. Выскочить огромной по количеству группой, умереть на наволочке после оргазма, превратиться в корку. Дина на фото сидела в первом ряду справа. Я глядел на её руки сложенные крест на крест на коленях. Красивые руки, красивые колени. Я закрывал глаза и представлял её голой. И трахал… О! блин! как я её трахал! Подушка жестковата, правда. А Дина хороша. Так мне тогда казалось.

Моя первая любовь. Принцесса... Нет. Шамаханская царица. Она была моим щастьем! Она была моей трагедией! Когда тебе пятнадцать... Мои целеустремленность и сила воли сформировались благодаря ей...

Так вот. О чём я? Да. Я полюбил одноклассницу Дину. Девушку стройную, высокого роста, чернобровую, черноглазую. Активистку, спортсменку, отличницу. Не помню, как уж так случилось, что я в неё влюбился. Но полюбил я её по-взрослому, по серьёзному, до умопомрачения, до слёз. Я пару раз провожал её из школы, часто караулил возле дома, иногда напивался вдрызг, приходил к ней домой, смело стучал в двери. Открывала её мама. Я терялся.

- Здравствуйте! А можно Дину?
- Не можно, - без злости отвечала мама.

Дверь закрывалась. Я спускался на этаж ниже, садился на ступеньках, чего-то ждал, курил крутые в то время «Монте Карло» (80-е годы), которые прикупал специально, чтобы козырнуть перед Диной. Модные сигареты. Моднявые, как говорили пацаны. Курить я особо всерьез не курил. И бросил легко, сразу после армии. Сказал себе – НЕТ. И бросил, нафиг. В один день. Я не понимаю, как это: «Курить охота, аж уши заворачиваются!». Не было у меня такого. Хорошо, что не было.

Я сидел на ступеньках и ждал. Чего ждал? Конечно же, я знал, что мама сказала неправду, видимо, по просьбе дочери. Дина сто процентов дома. Всяко. Просто почему-то не хочет меня видеть, не хочет встречаться. Не желает и – баста карапузики! Не знаю, из-за чего? Может быть потому, что у меня нет таких же, как у Федьки темно-синих адидасовских кроссовок. Может быть из-за того, что я часто выпиваю. Может потому, что у меня воняет изо рта (как мне постоянно кажется). Вроде, даже потрескал полчаса назад, и всё равно кажется, - пахнет. Я даже пальцами прикрывал рот, когда с кем-то разговаривал. Этот комплекс привил мне старший брат Юрок. Надо признать, помимо этого, брат «добрая» душа, привил мне еще кучу комплексов, от которых я избавлялся на протяжении многих лет. Он смеялся над моими «лошадиными» зубами. Хотя сейчас я ими горжусь. Большими, крепкими, здоровыми. Он разбивал в пух и прах мои первые прозаические и поэтические опусы. Слава богу, что разбивал. Что нас не убивает, то делает нас сильнее.

Я сидел на ступеньках и ждал. Сосед с площадки второго этажа громко материл жену. За окном дребезжал сверчок. Трудно себе представить, но тогда в 80-х в России еще не было мобильных телефонов. Ты сидишь в подъезде, думаешь о том, как сильно любишь Розу. Тебя никто не может достать, никто не соблазнит бухануть спирт «Ройял». Тебя не позовут трахать Галюху-Щель, у которой по ляжкам течет сперма. Или малолетку – Высоцкую, у которой по легенде потрясающая балетная растяжка, поэтому, типа, ни фига не рвется девственная плева. Её по-сумасшедшему имеют десять человек за вечер, а плева всё не рвется и не рвется. Я один единственный раз сходил на груповуху, и, дабы не ударить в грязь лицом, скромно просидел в комнате рядом с Галюхой, тем самым дав ей пятнадцать минут перекура. Пятнадцать минут в тишине рядом со шлюхой. Перед тем как выйти к друзьям, я расстегнул ширинку, натянул на лицо улыбку. Вышел к пацанам, демонстративно застегнул ширинку и воодушевленно сказал:

- У неё офигительная кунка!

Станиславский бы сказал - не верю. А друганам это всё по-барабану. В этот день мы отмечали мою потерю невинности, которую я на самом деле не потерял. Ну и ладно! Буду божиться. А чего?

- Сколько у тебя было женщин? – спросил меня как-то Шпуня, крутя на своем пальце золотую печатку, которой очень гордился.

Я как будто начал считать в уме:

- Ш-ш… Шесть. Нет, семь.
- А у меня двенадцать, - наверняка, врал Шпуня.
- Ты же Геракл, - сказал я с улыбкой и пощупал мышцы на его худой руке.

Ну, двенадцать так двенадцать. Фиг с тобой! У меня ни одной. Но я тебе об этом ни хера скажу. Я соврал, что у меня семь. Соврал ловко. А хочешь, я на ходу тебе сочиню имена и фамилии моих, якобы, женщин, если спросишь? Расскажу, какие у них мохнатые кунки? Рассказать-то обо всем этом я очень даже могу. А вот трахнуться по взрослому… Пока я сочинитель, враль.

- А ты Дине не предлагал трахаться? – вдруг спросил Шпуня.

Я надул губы, немного подумал и выдавил из себя:

- Ты чё?! Она не такая.
- Ха! Не такая! Все бабы одинаковы.

Я стоял на своем:

- Она не такая.
- У всех девчонок там чешется.
- Дина не такая.
- Зря, - вздохнул Шпуня и переключился на другую тему. - Может, бурды возьмем взаймы у Ципиной тетки?
- Кто будет просить?

Шпуня с уверенностью сказал:

- Ты.
- Я не-а. Не буду.

Шпуня задумался, почесал ладонь и предложил:

- Пойдем за Цыпой. Он сам сходит.

Цыпа – это еще один наш друг. Хулиган, пьяница, крепыш, просто хороший пацан. Его убьет через шесть лет один увалень. Воткнет нож Цыпе в толстую шею и убежит. Цыпа сам напросился. Он как будто искал это перо. В постоянку лез на рожон, встревал в драки, которых нормальные пацаны избегали. Дрался, как Портос, чтобы драться.

Мы пошли к Цыпе. Цыпа сходил к тётке, взял три литра белой мутной бурды. И мы в три хари, с горла сделали трехлитровку. Захмелели и каждому из нас захотелось своего: Шпуне – к Галюхе, Цыпе – махаться. Меня потянуло к Дине. Я оставил друзей и, шатаясь, поковылял к подъезду любимой. Поднялся на третий этаж, позвонил. И вдруг открыла Дина. Боже мой! Я растерялся. Она стояла передо мной в мужской, вероятно папиной, рубашке. И – с голыми ногами. Бли-ин! Она сурово меня оглядела:

- Чего?

Я топтался на месте.

Она:
- Ну? Мне холодно.

Я набрал в легкие воздуха и выпустил:
- К тебе… пришел…
- Я вижу, - она открыла двери шире, - проходи.

Я вошел и застыл на пороге.
- Разувайся.
Я разулся.
- Заходи в комнату.
Я опять подчинился приказу, вошел в комнату. Подумал, если она сейчас скажет: раздевайся, я разденусь. Но она вздохнула и сказала:
- Рассказывай.

Я не знал, что рассказывать. Сидел, молчал, смотрел на большущий темно-зеленый кактус и думал, что надо было трахнуть тогда Галюху, когда ходил на груповуху. Сейчас бы не было так страшно. А то ведь – обязательно облажаюсь. Облажаюсь и обкончаюсь. У меня уже щас калдан стоит выше крыши… Топорщится из штанины.

- Чё ты молчишь? – раздраженно сказала Дина, Она сидела в кресле, красиво поджав ноги. Она все умела делать красиво.

Блин! Когда она сидит вот так в кресле, из-под рубашки чуточку видны её белые трусики. Белоснежно белые трусики. Я, надо признаться, такие белые трусики вижу впервые.

- О чём ты думаешь? – спросила она.
- Ни о чем, - коротко отрезал я.

А сам подумал. Я вчера мерил свой член. 16 с половиной сантиметров. Рассказал об этом Цыпе. Он с гордостью сказал:

- Маленький. Вот у меня 21 сантиметр.
- 21?! Ого-го! – удивился я, и позавидовал цыпиному члену.

- Так и будем сидеть? – перебила поток моих бестолковых мыслей Дина.
- Я хочу тебе… стих сочинил, - неожиданно для себя сказал я.
Роза удивилась, поправила рубашку. Трусиков не стало видно. Блин, откуда у неё такие белоснежные трусики!? Если у неё такие трусики!.. Гм. Под ними должно быть вообще чудо чудесное. Я видел Галюхину промежность, тогда, когда сидел у неё пятнадцать минут… У Дины непременно должна быть другая кунка. Думаю, другая. Лучше. Красивее.
- Ну, читай же, – Дина смотрела на меня большими блестящими глазами.
Я стал читать:
- Как хочется тебя потрогать... (я громко выдохнул) всюду…
Я даже приукрашивать не буду.
Мне просто хочется тебя потрогать
сняв сперва одежду
от шеи к животу в промежность…
и нежно целовать конечно
(мом губя затряслись, я это почувствовал) Ты, Дина, нежная...

Я замолчал. Она молчала. Повисла пауза. Я увидел, что Дина ждет продолжения.

Я изобразил улыбку: - Дальше... Ну... Я обязательно допишу... Потом... После...

Она молчала. И смотрела на меня своими черными глазами.

- Всё, - сказал я и развел руками.
- Всё? – переспросила Дина разочарованно.
- Всё. «промежность», рифма, - зачем-то пояснил я.
Она кивнула:
- Промежность, одежда, нежность... Я поняла. Да. - Многозначительно закончила она.
- Хорошо. Очень хорошо, - закивал я и увидел, как у меня трясутся пальцы. Я спрятал руки.

Она молчала, опустив глаза. Я ждал какой-то реакции. Похвалы, наверное, ждал. А она равнодушно на меня посмотрела и спросила:

- Чай будешь?

Спросила с такой интонацией, с таким видом, что я вынужден был отказаться.

- Нет.
- Как хочешь.

И она стала гладить руками свои голые ноги. Я смотрел на её руки, на её ноги. Смуглая кожа. Я попытался представить, какой она может быть на вкус. На ум ничего не приходило. Но слюна у меня всё равно стала накапливаться быстрее. Мне просто хочется ее потрогать...

Потом Дина встала, виляя бедрами, подошла к окну, посмотрела, повернулась ко мне и сказала:

- Всё?

Я сглотнул слюну, пожал плечами и по-дурацки улыбнулся.

- Больше ничего? – добавила она.

Я чувствовал себя полным дураком.

Пауза длиною в вечность. Боже мой, как быть? Что делать? О чем говорить? Может, подойти и поцеловать её без спросу? Нет, зачем без спросу! Кто так делает?! Я же не к шлюхе пришел.

Я зажмурился на секунду, начал в уме считать до десяти. Один, два, три…

- Давай… это... дружить, - неожиданно предложил я ей.

Дина небрежно улыбнулась, молча покрутила пальцем у виска, зевнула, эротично потянулась, до половины показала свои белоснежные трусики и… ничего не сказала. Ничего. Включила телевизор, села перед экраном и стала смотреть. С экрана говорящие головы рассказывали о загадках Тунгусского метеорита. Я не знал, что делать, не знал, куда провалиться. Тоже стал смотреть в телевизор. Дина недовольно цыкнула, выключила телевизор, встала и сказала:

- Мне нужно делать уроки.

Я вскочил.

- Да-да. Конечно. Я пойду.

Я пошел. Не помню, как я вышел из подъезда, куда брёл, зачем, почему. Я был щастлив и нещастлив. Я был в гостях у Дина. Но что из всего этого вышло? Ерунда вышла. Никому из друзей ничего не скажу: ни Шпуне, ни Длинному, ни Цыпе. Никому. Стихи еще читал, дурак...

Неделю я дрочил каждый день – по три раза днем и по два раза ночью. Написал новый стих с рифмой «любовь-кровь» и пошел к Дине.

Открыла её мама, как всегда сказала, что дочери нет дома. Нифига-нифига! Я спустился во двор, посмотрел на розино окно. Свет, блин, там горел. Я распереживался, разнервничался. Я ведь уже был там! Читал стихи, смотрел телепередачу про Тунгусский метеорит. Зачем?! Зачем меня обманывать?! Я сложил руки в рупор и крикнул:

- Дина-а! Ди-и-ин-а!

За тюлем промелькнул её силуэт. Свет в комнате тут же погас.

- Дина, - прошептал я уже самому себе, - я люблю тебя... больше жизни.

Поднял с земли камень, вытер его, зачем-то поцеловал и кинул в окно. Звон разбивающегося стекла разбудил соседей. Со второго этажа на балкон выбрался мужик с волосатой грудью, с цветной наколкой на плече и громко рявкнул:

- Ща! Бля! Ноги-руки поотрываю!!!

Я уже бежал. Бежал и хотел убить этого волосатого мужика. Убить просто так. Чтобы убить.

На выходные я уехал с родителями на дачу. Вернулся, встретился со Шпуней. Мы купили в пивнушке три литра разливного пива, выпили, и он сказал мне по секрету, когда мы обоссывали очередной угол дома:

- Я вчера трахнул Дину.

Я выпустил из рук письку, струя изменила направление, забрызгала штанину сначала Шпуне, потом мне.

- Бля, аккуратней! – закричал Шпуня.

Я снова схватил письку, и переспросил:

- Кого?
- Динку.
- Какую?
- Нашу.
- Нашу?!
- Нашу.
- Как? - Как-как! Каком кверху! Один раз на спине. Второй раз – раком. Две палки бросил.

Шпуня самодовольно улыбался, ожидая моей реакции.

Я схватил его за шиворот, притянул к себе и прорычал не своим голосом:
- Врешь!?

Шпуня вырвался.

- Пошел ты! Не вру. Сто пудов – не вру!

Я отошел от стены, сел в клумбу на цветы. В моей голове понесся поток мыслей. Блядь-убить-любовь-кровь-петля-блядь… Я с трудом остановил их и спокойно спросил:

- И как она?

Шпуня сел со мной рядом и с нескрываемым удовольствием начал рассказывать:

- Сергофан, мохнатка супер! Жопец мягонький! Титьки стоят…
- Стоят?.. – грустно переспросил я.
- Стоят, - утвердительно ответил Шпуня.
- А где это было?
- У неё дома.

На глаза стали наворачиваться слёзы. Мне не хотелось, чтобы Шпуня заметил их. Я посмотрел на небо. По голубому полю двигались одинокие курчавые облака. Щебетали ласточки. В воздухе пахло сиренью.

- А какие на ней были трусики? – спросил я.

Шпуня пожал плечами и сказал:

- Обычные. Белые, вроде.

Я вздохнул, и мне захотелось напиться. Шпуня предложил:

- Пошли к Цыпе. Купим бурды. Догонимся. Пиво разбавляют, мудаки!

Всю следующую неделю я бухал. То со Шпуней, то с Цыпой, то с Длинным, то с Димкой, то с Лисиным, то со всеми вместе.

Через год мы закончили одиннадцатый класс. И я исчез из этого города навсегда. Я постарался всё забыть. Забыть первую любовь - Дину и её белые трусики. Забыть лучшего друга Шпуню и его золотую печатку. Забыть всё. В срочном порядке. Прощай, мой нелюбимый город!

____________________

Я не общался с бывшими одноклассниками. Я не видел Дину и Шпуню тридцать лет. Как вдруг 22 июня 2023 года они вдвоем ожили на экране моего айфона.

Отекшее лицо Шпуни со смещенным на бок носом. И рядом прекрасная Дина. Ее большие черные глаза. Красивая улыбка.

Первая моя мысль: «Шпуня издевается надо мной»

Он сказал:
- Привет! Смотри, кто со мной, Серёг!
Я через силу улыбнулся:
- Привет, Дина!
- Здравствуй, Серёжа! Я так рада тебя видеть и слышать!!!! Просто нет слов...

Этот день перевернул наши жизни с ног на голову. Тридцать лет обмана. Тридцать потерянных лет. Шпуня тогда солгал. Чего он добивался? Любил ли он Дину? Завидовал ли мне?
Это уже совсем другая история. Это будет большой роман о наших судьбах. О нашей любви... И я пока не понимаю, что могу сделать или что сделаю со Шпуней.
Прочитав этот рассказ, Дина сказала:
- Мой внутренний борец за справедливость требует исторической справедливости: верните честь бедной Дине.
Потом добавила:
- Требую бить Шпуне морду! Ибо честь дорого стоит!
- Хорошо, - сказал я - сделаю.
Это была она. Дина. Та самая. Моя первая и последняя любовь. Моя роковая женщина. Более счастливого дня, чем 22 июня 2023 года в моей жизни не было.

История продолжается.

С уважением, ваш Сергей Решетников.

Рассказы Сергея Решетникова