Дрона мать, Сергей Решетников

Под Цогу косили все музыканты нашего маленького городка. Цой был нашим кумиром, который стал Богом, когда разбился насмерть.
Доморощенный советский рок-н-ролл был жив. Дрон играл на синтезаторе и пел. Я сочинял музыку, слова и играл на бас-гитаре. Слэп – мой конёк. Мои мелодии смахивали на цоевские. Мои слова также напоминали Виктора Цоя. А когда Дрон начинал выть эти тексты, тогда уже не оставалось никаких сомнений – пародия на группу «Кино» жива. Но мы не стремались. Мы играли везде, где можно. На профессиональных праздниках, на дне железнодорожника, на дне металлурга, на дне города, на дискотеках, для затравки – перед выступлениями звёзд, что покруче. В общем – везде, куда нашу группу звали – мы играли даром. И нам было в кайф, что нас слушали. Потом я сочинил хит-сезона «Мы все под большой залупой» и нас чуть-чуть полюбили местные панки, измазавшие говном стены наших подъездов. После того как я написал, а Дрон исполнил песняк «Хуй в банку», панки нас разлюбили. Разлюбили крепко. Мало того, нам надавали пизды так, что пиздец всему. Перед тем как нас начали бить, я попытался объяснить, что слова «банка» и «панк» - это не одно и тоже. Но меня не захотели слушать и отмутызгали до синяков. Дрону тоже досталось не по-детски.
Однако, всё в этой жизни проходит. И мы с Дроном опять стали играть музыку на профессиональных праздниках, на дне шахтёра, на швейной фабрике, где все швеи были из дружественного Вьетнама. Нас устраивала такая жизнь. Костяком нашей группы был Дрон и, конечно, я. Помимо нас в неё изредка входили и выходили другие музыканты и певцы. Соло-гитарист Витёк Бушуев, барабанщик Гондеш, скрипач Чушка и прочие брюхочесы, бездельники и алкаши. Группа называлась «Оники». Слегка походило на онанистов, но мы с Дроном не обращали на это внимание. Дрону наше название напоминало группу «Кино». Мне было безразлично, как мы называемся. Для меня было главное, что и как мы играем. Нам казалось, что это круто. Особенно слэпом песняк «Хуй в банку», что очень нравилось маленьким швеям-мотористкам из Вьетнама. Слава Богу, что они не очень понимали по-русски. Нас это полностью устраивало. Мы были «Оники». Нам было по шестнадцать лет.
Временами Дрон куда-то пропадал, то на сутки, то на двое. Из-за этого страдала наша группа. Дисциплина хромала. Музыканты роптали. Я матерился. За Дрона сегодня пытался петь скрипач Чушка, но у него был слишком писклявый голос и когда он исполнял припев, где звучали слова «Хуй в баночку положу, пусть лежит Хуй в банке…», было настолько стрёмно и в тоже самое время смешно, что я остановил репетицию и сказал:
- Хуйня! Полная хуйня! Пойду искать этого ублюдка Дрона.
Со мной все без промедления согласились, что без солиста и соло-гитариста репетировать плохо и быстро разошлись по домам. Я выключил из сети оборудование, колонки, закрыл нашу маленькую коморку, сдал ключ на вахту и снова пошел к Дрону, в надежде, что тот вернулся домой.
- Ублюдок!
Звоню в дверь. Открывает Дрона мать. Стареющая красавица, не стесняющаяся своих кривых ног. Её кривые ноги были очень красивы. И она их всегда демонстрировала, надевала короткие юбки, красивые чулки. И мужики пялились на молодые ноги, которые не соответствовали её морщинистому лицу. Сколько ей было лет? Может быть 45, может 50. Сложно сказать о возрасте женщины. Но эти красивые кривые ноги, как будто оторвали от шестнадцати летней девчонки и воткнули мамке Дрона. Она была прекрасна.
- Митя, дома? – спросил я.
Пауза. Я, безусловно, не называл Дрона по кличке. Его настоящее имя – Митя. Ебанутое имечко Митя. Моё имя, правда, тоже ебанутое – Олег. Мама называет меня Олежик. Дрон называет меня по кличке. По кличке я – Топор. Мне нравится. Гораздо лучше, чем Олежик, Олежа. Тьфу! Блядь! Напридумывают ебанутых имён!
- Нету Мити, - ответила мамаша, - Но если хочешь подожди его.
- Правда, что ли? - спросил я, когда входил.
Дверь за моей спиной захлопнулась. В нос мне ударило собачатиной. У Дрона дома жил большой вонючий доберман Зил. Зил бросился облизывать меня, когда я присел на корточки снимать с себя кеды. Дрона мать оттащила собаку.
- Зил! Нельзя! – приговаривала она – Сидеть! Зил!
Но Зилу было похую. Он сидеть не хотел. Он лез мне в морду. Он был счастлив и хотел меня облизать с головы до ног. На бороде у счастливого Зила болталась недоеденная капуста. Его глаза сияли от счастья. Я, признаюсь честно, собак не очень люблю. Всем известно, что люди подразделяются на собачников и кошатников. Так вот – я не то и не другое. Я рыбок аквариумных больше люблю. Они не лезут тебе в морду, когда ты приходишь после репетиции, они не ссут в твои кеды и не катаются, не вытирают жопу о твои любимые тапки. Они молчат и слушают твою музыку. А ты играешь свой хит «Хуй в банке» слэпом.
- Зил у нас очень ласковый.
- Я заметил.
- Ну что ж...

Я разулся, прошел в комнату, оценил новый видеомагнитофон, о котором мне Дрон ничего не рассказывал.
- Видик купили? – спросил я.
- Да. Смотрим с Зилом, - многозначительно сказала мать Дрона, присела на диван и погладила Зила.
Зил был счастлив, улыбался и тряс бородой с капустой. Слюни летели по сторонам.
- На место, Зил! – скомандовала она, но Зил никуда не собирался уходить.
Собаке было насрать на её команды. Он их попросту не понимал и абсолютно никак не реагировал. Единственное слово, которое он хорошо усвоил, это «гулять». Его он выучил легко. Это было самое приятное человеческое слово. А слова «место», «сидеть» и прочие он не понимал и понимать не хотел.
- А скоро Митя придет? – спросил я.
- Думаю, скоро, - ответила Дрона мать, улыбнулась и включила видик.
Ёбаный в рот! Она включила немецкую порнуху. Блядь! И тут я всё понял! Наконец-то я всё понял. Для меня для девственника в шестнадцать лет – это было шоком. Нет, конечно, шоком была не немецкая порнуха. Шоком было то, что мать Дрона заманила меня в свою квартиру, включила порнуху, сняла с себя халатик, раздвинула кривые ноги и потянула к себе. Ёб твою мать – какая великолепная у неё мохнатка! Какая великолепная! Сердце у меня застучало сильно-сильно. Хуй наполнился горячей кровью. Я вмиг скинул с себя трикушки, футболку и трусы, оставшись в одних носках, набросился на Дрона мать и стал её тарабанить. Она застонала в тон с немецкой порнухой. О! Как я её драл! И как просторна была её пизда! Лоно любви! Великая вульва! Матрица, в которой хочется спрятаться с головой.
- Вам хорошо? – спросил я.
- Мне очень хорошо, Топор, - назвала она меня по кличке.
Мне это понравилось. И я врубился в неё с новой силой. Слэпом! Слэпом! На Тебе! На! Еще разок! Да! Да! Еще! Еще!
- Я кончаю, - стонала она.
- Откуда вы знаете, что меня зовут Топор?
- Я всё знаю. Я даже знаю, что ты девственник…
Я остановился, слез с неё.
- Дрон вам рассказал?
- Да какая разница? Ну иди же ко мне! Войди в меня еще разок, Топор.
И я вновь вошел в неё. На сей раз без разговоров. Я уже готов был кончить. Мои яйца сгруппировались. В этот момент я почувствовал, как на меня сзади наваливается собака и пытается меня етить.
- Ты что делаешь, Зил!? – заорал я и скинул его с себя.
Зил залаял на меня и затряс своим красным собачим секелем. Дрона мать смеялась.
- Что вы смеетесь!? Он хотел трахнуть меня!
- Ну и что? – хохотала она.
- Как что? Ваша собака хотела трахнуть меня!
Дрона мать перестала смеяться, выключила порнуху, погладила Зила, посмотрела на меня и сказала:
- Мне кажется ты пишешь слишком пошлые песни.
- Что!? – возмутился я.
- Вот смотри: хуй в банку положу, пусть лежит хуй в банке… Это что – по-твоему поэтично?
- Причем тут мои песни!? Твой Зил чуть не трахнул меня.
- Топор перешел на «ты»
- ВАШ Зил чуть не трахнул меня.
Она хлопнула Зила по задница и скомандовала:
- Место, Зил!
И тот, блядь, пошел на место. Кошмар! Блин, да они все тут сговорились. Мой хуй упал, когда в дверь позвонили.
- Оденься. Дрон пришел, - сказала она, накинула на себя халат и пошла открывать дверь.
Я быстро натянул трикушки, футболку, положил трусы в карман, сел в кресло, взял в руки журнал. Ёпт! Это оказался порно-журнал. Я выбросил его. Взял другой. Опять порнуха! Гребаная семейка!
Когда в комнату вошел Дрон, я просто сидел и смотрел на своё отражение в неработающем телевизоре.
- Топор! Ты чё?
- Ни чё. Почему ты не пришел на репетицию?
- У меня отец умер. Тебе чё – мать не сказала?
Я был в шоке. Мне захотелось провалиться сквозь землю.
- Не сказала.
- Мам, а ты чё не сказала, что я на похоронах у отца?
Она ничего не ответила.
Дрон стал оправдываться:
- Ну, понимаешь, отец ведь с нами не жил десять лет, а она его все эти годы любила. Ну, типа того. Понимаешь? Простить не могла, что он тогда, типа, ушел… Ну… там… завел другую семью… бабу молодую… Ждала его десять лет. Поэтому она тебе не сказала. Не хочет о нём говорить. Врубаешься?
Я молча кивал головой, мол, конечно, понимаю. Конечно. А в голове крутилась карусель мыслей: мохнатка, Зил, Дрон, слэп, опять мохнатка, красивые кривые ноги, похороны…
Дрон подошел в журнальному столику, увидел порнографические журналы, спрятал их в тумбочку. Повернулся ко мне, улыбнулся и сказал:
- А хочешь посмотрим немецкую порнушку? У нас две шикарных кассеты по полтора часа каждая. Улётное порно! Давай!
Я улыбнулся и ответил:
- Нет, не хочу.
- Завтра репетируем?
- Да, в семь.
Дрон топтался на месте, мял руки.
- Может чаю хочешь?
- Не хочу.
Дрон почесал голову и сказал:
- Ну что ж…
Хлопнул он в ладоши.
Из моего кармана трикушек выпирали трусы, которые я не успел надеть.
- Чё там у тебя? – полюбопытствовал Дрон, ткнув пальцем.
- Так. Ерунда.
Я быстро поднялся с дивана, пожал Дрону руку и сказал:
- Я пошел.
- Иди, - улыбнулся Дрон.
Я вышел в коридор, присел обуваться, ко мне опять подбежал Зил и стал лизать меня. А в его блестящих глазах читалось, что он хочет трахнуть меня.
- Зил! Перестань сейчас же! – оттащил его Дрон, - Это сумасшедший пёс. Ласковый дебил.
- Согласен, - сказал я, завязывая шнурки на кедах.
В полумраке коридора я увидел красивые кривые ноги матери Дрона. Халат. Счастливые глаза.
- До свиданья, - громко сказал я.
- До свиданья, Олежик, - с нежностью в голосе ответила Дрона мать.
Терпеть не могу, когда меня называют Олежик.
Дрон проводил меня до площадки. И я пошел по лестнице вниз.
- Рок-н-ролл жив, - веселился вдогонку Дрон. Но я ничего ему не ответил.
Через месяц группа «Оники» распалась. С тех пор я больше не сочиняю песен. Однако, спустя пять лет я слышал, что Дрон собрал свою группу и пел песню «Хуй в банке». Я не претендую на авторские права. Хуй с ним с этим песняком. Рок-н-ролл для меня умер в мохнатке у матери Дрона.
Прошло уже 20 лет с того дня. Я всё еще боюсь собак. Особенно, когда они сзади.

3 марта 2014 г. в 19:06