15 глава: Банкрот, Гитчи Маниту, нанотехнологии, богатая вдова
Закон подлости работает. Я это знаю. Две беды минули: затопление офиса и смерть Пашки. Я выкрутился, сдал офис и чуть успокоился, залив это всё вискарём и красным вином. Не знал, что закон подлости любит троицу. Я много лет занимаюсь сайтами. И вчера от двух моих сайтов, который приносили мне две сотни в месяц, отказался заказчик. Хотя я сам виноват. Совсем ими не занимался. А сайт, как корова, её нужно пасти, кормить, мыть, а потом уже только доить. Если этого не делать, она не будет давать молока. Ещё на днях для дочки и племянницы купил при помощи кредитки путевки в Турцию. Расщедрился перед самым кризисом, перед пропастью. Ещё минус двести косых. Вдруг выясняется, что в июле я буду сосать лапу. Кредитные карты пусты. На носу суд. Я ни рубля не заплатил юристу Альбине. Она мне, конечно, друг, но… за всё рано или поздно надо платить. Ещё у меня дом недостроенный. Иногда, особенно с перепоя, меня охватывают приступы паники. И я начинаю чудить. В день потери клиента я проверил все свои наличные и кредитные средства, подошёл к стене, с силой ударился лбом о стену, после чего полез в Рунет и стал читать статьи о банкротстве: сколько стоит, насколько опасно, как дальше жить и можно ли жить. Посмотрел на початую бутылку вискаря и решил, что пора переходить на старую добрую русскую водку. Хотя… никакая она не добрая. Я даже решил опять бросить пить. Стойко продержался пять дней. Зашёл обедать в ресторан, заказал бизнес-ланч, думаю, выпью-ка я, Николай Степанков, одну-две рюмочки… Одну или две. Ну да, в графинчике принесите. Сто грамм. Спасибо. Выпью и – точка! – больше не буду. В этот день я выпил литр водки. Утром проснулся в комнате на полу в блевотине. Это не моя. Это чёрный человек. Молодец, Николай. Так держать. Денег у тебя много. Давай! Вперёд! Добей себя окончательно. А в другом ухе шептал чёрный человек: «Пойдём, возьмём бутылочку… одну… Не вискаря, нет. Подешевле. Водовки. Беленькой. Она, родимая. Тяжело пойдёт. Но первая клином, вторая – соколом. Айда, Колян. Собирайся. Умойся от блевотины. А то воняешь». Он когда-нибудь убьёт меня, этот Чёрный Человек, который живет во мне. Или я когда-нибудь его убью. Я убрал блевотину. Умылся. Вышел на балкон (я жил на 17 этаже). Посмотрел вниз.
– Я убью тебя! – крикнул, что было мочи.
Балконом ниже курил сосед. Бородатый дяденька, явно огромный – руки такие, как бревна, волосатые. Викинг, ёпт. Он поднял лысую голову и спросил:
– Кого?
– Не вас. Не вас, – испугавшись, тихо сказал я и зашёл обратно в квартиру.
Открыл холодильник. Водки не было. А так хочется водки. Так хочется. Сил нет. Разбежаться и броситься с балкона семнадцатого этажа…
28 октября будет суд. Я агностик, но на всякий случай молился всем Богам. Однажды на лавочке у подъезда я нашёл малюсенькую (шесть на восемь сантиметров) иконку с Матроной. И подумал: «Это знак». И забрал её домой, и поставил, и громко прочитал вслух единственное, что знал слово в слово: «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный». И в этот день я решил бросить пить. И бросил. На время. Аминь. Бросил, но держал в своей бестолковке, что не на всегда. Я ещё не знал, когда это случится, но я понимал, что это случится. Выиграем ли мы этот суд или проиграем…
Но раньше случился очередной потоп в офисе. Прямо за неделю до суда, отремонтированный мной и сданный в субаренду Валентином офис затопило по колено. Полный околеванец. Мне позвонил ответственный за помещение – Игорь. Не буду описывать свои чувства, но лоб я почти разбил… На следующий день я приехал в офис. Аварию уже устранили. Но помещения были вновь после потопа. Гребанный ДЭЗ… Мебель можно было выкидывать, перегородки, которые сделали люди Валентина, выкидывать, панели из гипсокартона, которые делали молдаване, частично менять, опять всё красить, белить. Я молча стоял, смотрел на всё это и думал: «Не купить ли на последние деньги большую бутылку виски?» Вернее, это не я думал… А другой. Тот, который спит в блевотине.
Вечером позвонил Валентин и строгим голосом спросил:
– Что будем делать? Я не могу принять объект в таком состоянии.
Я попытался защититься:
– Но это же не я затопил офис…
– Я вообще теперь не понимаю, что делать. Осталась неделя до суда. Вдруг выяснилось, что ваша подводная лодка, как вы её называли, рассказывая про гидроизоляцию и дренаж… ваша подводная лодка дырявая. Вы меня водили за нос, Николай (пауза). Арендаторы уехали из офиса вчера. Проверяют работоспособность оборудования и грозятся подать на меня в суд. Что вы предлагаете? Приезжайте завтра на Таганку к Олегу Олеговичу. Обсудим. Будем решать. Только придумайте что-нибудь.
– Хорошо.
Я отключил смартфон, подумал про виски, посмотрел на иконку, пошел в комнату, лег на кровать, закрыл подушками лицо и пролежал без движения минут десять. Завтра платить по кредитке. Надо перекредитоваться в каком-то банке. Звонила Альбина, спросила, что у нас там за потоп, рассказала, что Валентин не хочет идти на суд, говорит, что ему подсунули плохое помещение, что из-за потопа терпит убытки. Что я мог сказать в ответ? Я пообещал, что решу этот вопрос и что на суд он пойдет. Я ему сделаю такое предложение, от которого он не сможет отказаться. Хорошо. Привет Мишке. Пока.
Стоит отметить, что чем меньше я пью, тем меньше паникую. Я приехал на встречу с Валентином к Олегу Олеговичу. Валентин задерживался. Олег Олегович заговорщически прищурился и тихо спросил меня:
– Какие будут предложения?
Я смотрел ему в глаза и думал: «Какая тебе разница, козёл!? Ты просто риелтор».
Его не удивило моё молчание, он поднялся со стула, потянулся, театрально зевнул и продолжил:
– Роберт тоже пойдет на суд.
– Зачем на суде нужен ваш Роберт? Он уже всё сделал, что можно. С ним мы везде проиграли. Он не умеет писать исковые. Он вообще не юрист.
– Да. Он не юрист. Но он поможет. Платить ему не нужно. Он бесплатно пойдёт.
Я нахмурился:
– О чём речь? Роберт уже всё получил весной. И все суды проиграл. Он не участвовал в написании искового. Вернее, он написал полную хрень.
Олег Олегович не унимался:
– Я думаю, он там пригодится.
– Если только портфель за Альбиной носить… и воду подавать.
Олег Олегович нахмурился и пошел в наступление:
– И всё-таки… Какие у вас предложения? Вы ведь не сказали ни мне, ни Валентину про плохую гидроизоляцию и то, что в соседних помещениях рвутся транзитные трубы.
– Я восемь лет владею этим офисом. Это случилось впервые за эти годы.
– И что вы предлагаете?
Я молчал. Он спросил:
– Хотите чаю?
– Хочу.
– Чёрный, зелёный?
– Зелёный.
Он крикнул в коридор Марину и попросил её приготовить мне чашку зелёного чая. Полгода назад до всех этих чудовищных событий я бы оценил красоту Марины: длинные стройные ноги, под короткой юбкой хорошенькая жопа, бюст и огромные карие глаза. Почему у девушек глаза всегда большие? Не понимаю этого. Иногда, например, знаешь отца и мать, у них вроде средние такие глаза. Смотришь в лицо их дочери, а такие прикольные шары, огромные, красивые. Как в советских мультиках Шамаханская царица. Я не думал в тот момент о Марининых глазах, я смотрел на неё, как на шахматную фигуру нашей доски. Она – пешка. Пешки носят чай. Потом я строго посмотрел в глаза Олегу Олеговичу и подумал: «А что же ты за фигура на нашей шахматной доске? Ты уже отыгранная, ничего не решающая фигура. А я – ферзь. Понял, козёл? И мне нужна как минимум ничья. Ладейный эндшпиль вам в задницу! И я знаю, как не проиграть эту партию».
Пришел Валентин. Один. Без команды. Он поздоровался и сел за стол напротив меня. Марина принесла чаю. Олег Олегович предложил чай Валентину. Тот отказался. Постучал ручкой по столу. Посмотрел на меня и сделал первый ход:
– Что будем делать, Николай?
Я понимал, что самое время ставить детский мат, посмотрел ему в глаза, выдержал театральную паузу и предложил:
– Я сделаю скидку два миллиона рублей. После победы в суде вы на эти деньги сделаете евроремонт. И покроете убытки от потери арендаторов.
Я выиграл эту партию, проиграв два миллиона. Мы подписали дополнительное соглашение к договору. Я видел удовлетворение в глазах Валентина и Олега Олеговича. После чего я вышел из офиса и, минуя мой пьяный Кузнецкий, поехал домой. По дороге я позвонил Альбине и объяснил ситуацию. Приехал, перекрестившись, прочел «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный», глядя на Матрону. В восемь вечера лёг, включил закачанное на Рутрекер кино «Старикам тут не место» с чётким Хавьером Бардемом. Меня увлекло исходное событие, я стал кемарить на вводном событии, я смутно помню основное событие, окончательно провалившись в сон на центральном. Впереди будет ещё несколько событий. А мне уже снилась мама, потом Алиса, потом тараканы…
Так как Альбина была моим представителем, я в суд не поехал. В день суда я был дома, я был спокоен, собран и трезв. Сидел несколько часов неподвижно, ждал звонка. Мы проиграли суд. Ожидал я этого? Я не был удивлен. Ведь я шёл по чёрной полосе. Мы встретились втроём: я, Альбина, Валентин. И решили обжаловать судебное решение. Альбина пообещала написать апелляционную жалобу. Я вернулся домой, растопил печь дровами, лег на кровать и закрыл лицо подушками.
Кстати, несколько месяцев назад я съехал из шикарной квартиры Анастасии в свой грёбаный недостроенный, неутеплённый дом из калиброванного бруса. Конфликт со строителями я, с вашего разрешения, упущу. Не хочу об этом вспоминать. Этот бывший муж моей бывшей таким образом мне мстил – гадёныш. Хватило мне ума строить дом с ним. Он меня доил, как корову. А я, тупой, только сбрасывал кэш, не спрашивая зачем и не инспектируя строительства. К тому же он меня ненавидел всей душой. Ну а как ещё может быть? Я увёл у него жену. Строительство дома – это слив денег, которых у меня нет. Чтобы отапливать дом, я купил две машины дров… В общем, цыган есть цыган.
Откинув с лица подушки, я посмотрел на крепкие поперечные балки и запланировал повеситься. Спустился на первый этаж. В кладовке завалялась бельевая верёвка. Я попробовал её на крепость. Мысленно представил сто килограммов своего тела, висящего под балкой на этой веревке. Красота. Я открою шторы на всех окнах, включу верхнее освещение и… сделаю это. Это будет театр. Моя финальная пьеса «В доме повешенный». Тело будет висеть, тлеть, покуда я кому-то не понадоблюсь. А кому я понадоблюсь? Никому, кроме мамы. И я заплакал. Чёрт побери! Какой сентиментальный ты стал, Степанков! Это всё из-за денег? Ты же, блин, всегда деньги не уважал, тратил их направо налево. Негров покупал…
Нет, это неправда. Я уважаю деньги. Уважаю и люблю. Деньги – это мой Бог. Гитчи Маниту. Он создал мой дом. Он вложил душу в мой офис. Я его люблю. И, когда вижу на тротуаре лежит брошенная кем-то монетка (рубль или даже пятьдесят копеек), я поднимаю её… Даже если мои карманы полны денег. Поднимаю и говорю: «Спасибо, Гитчи Маниту! Спасибо, Господи!» А ты говоришь, что я не люблю деньги. Люблю. Заткнись, тварь!
– Положи верёвку на место.
– Ты же не хочешь, чтобы я повесил это стокилограммовое тело под этой балкой.
– Эту грёбаную балку муж твоей бывшей специально сделал для тебя.
– Я убью его.
– Не стоит.
– Ладно. Не буду. Может, за водкой сходим?
Апелляцию назначили на конец декабря. Прямо под Новый год. Я не верил в успех. Но время шло. Я опять перекредитовался. Переломил в себе бизнесмена и устроился на работу пресс-секретарём в местный филиал Роснано. Странные нити взаимоотношений плетёт моя судьба во главе с Гитчи Маниту. Я уже работал на Чубайса в РАО ЕЭС в самое горячее время, в самый пик реформы электроэнергетики. Приватизация в стране не прекращалась. Тоже нелегкие были времена. Сколько коньяку мы тогда выпили с Виктором Эдуардовичем. Ух! Жизнь моя жестянка… Да уж. И сейчас опять в его команде, хотя, конечно, я едва заметная пешка на этой шахматной доске. Но я – пешка. И каждая пешка носит в своем ранце жезл ферзя. Стоит отметить, что работал я за копейки, но с удовольствием… поначалу. Меня потом огорчало то, что событий никаких не было, освещать было нечего, и я просто приходил на работу, сидел, пялился в комп, юзал твиттер или фейсбук, а после трёх уходил. Хотя в первый месяц я отработал на десять баллов из десяти возможных все значимые информационные поводы за два прошедших года. Было классно. Это был кайф. Я люблю работать, креативить, писать, когда есть о чём, когда ты не высасываешь из пальца информацию. Но потом я сдулся, разочаровался, потому что, пообщавшись с генералами, понял, что это просто очередной беспощадный распил денег. Что никаких нанотехнологий у нас в стране не будет. И никто из двадцати пяти генералов ничего уже не хочет делать. Потому что им ничего не дают делать. Нужно просто пилить деньги. Так у нас принято. Господи, Степанков, что ты тут делаешь? Годы назад ты успокаивал людей в СМИ, рассказывая, насколько офигенен и полезен для страны передел РАО ЕЭС… Грабительская приватизация. Бандитская. Настоящее преступление десятилетия. Сейчас ты заливаешь про успехи Роснаны. Хэй-на-на-на! Когда рождается разочарование, ко мне приходит мой чёрный человек, приносит водку или виски, стакан и закуску. Он приводит ко мне проституток. Он ругается матом… с соседом. Он спит на полу в своей блевотине. А с утра просыпаюсь я… просыпаюсь с больной головой, опухшей мордой, красными глазами и дрожащими руками. Иногда чуть-чуть хмельной. Иногда почти пьяный. Надо идти на работу… Но там нет ни одного информационного повода. Туда нужно просто прийти и сидеть, тупо уставившись в свой комп. Некоторые люди «работают» (в кавычках) таким образом всю жизнь. Бедные ничтожества. В мире добрая половина людей абсолютные ничтожества. Вот мой сосед, например, полное ничтожество. Убил бы его – тварину! Свой грузовик ставит у моих ворот. Пойду на работу, проколю ему колеса, напишу большой пресс-релиз, в котором расскажу всю правду, как эти суки сосут соки, пилят деньги, как директорам не дают осуществлять свои проекты, как мало-помалу втягивают их в мошеннические схемы, после которых им светит от трёх до пяти. И деваться им некуда. И им уже, конечно, не хочется доводить свои стартапы до победного конца. Им хочется тишины, потому что тишина приносит кэш. А они уже привыкли к кэшу. Они уже привыкли делать видимость, что они работают, что они мотивированы и идут к поставленной цели. Они не верят в Бога, но им снятся подвалы УБЭП на Шаболовке, колючая проволока и баланда. Пойду, напишу правду и разошлю по всем российским СМИ (список рассылки у меня богатый). К чёрту всё. Будь что будет.
Я выпил литр воды. Взбодрился ледяной водой под душем. Почистил пасть. Силой запихал в себя яйцо всмятку. И пошёл на работу. Поздновато, конечно, пошёл. На час опоздал. Но зато я придумал информационный повод. Разоблачить эту воровскую нано-компашку. Стать Робин Гудом пера. О, Гитчи Маниту, Господи, помоги мне.
Я пришёл на работу. Заглянул в кабинет Вари – помощницы сопливого генерального директора, который появлялся в офисе раз в месяц. Отметился, так сказать, свои опухшим лицом и красными глазами. И пошёл в свой кабинет писать релиз. У меня был свой кабинет. Свой кабинет – это хорошо. Можно даже бухать на работе. Включил комп, сел за клавиатуру и… застыл. Етить-колотить. Я ведь подписывал НДА: договор (или соглашение – не помню) о неразглашении информации. Воровство и финансовые махинации в нашей компании являются корпоративной тайной. У нас дают на реализацию стартапа двадцать миллионов рублей, после чего деньги просто распиливаются, а проект остается на бумаге. Это корпоративная тайна, которую я, блин, должен хранить и не разглашать. Грёбаная моя страна. Куда мы катимся? К фашизму. К фашизму, батенька.
Как я уже сказал, в успех апелляции я не верил… А зря. Альбина её выиграла. Я чуть со стула не упал, когда узнал о том, что получу деньги. Пусть на два миллиона меньше, но получу. И сразу уволюсь из этой грёбаной инновационной воровской компании. Утеплю дом, доделаю кое-чего, завезу на участок десяток КамАЗов пескогрунта и продам этот грёбаный дом с этой балкой, которая провоцирует меня к суициду.
Получив деньги, я так и сделал. Почти так. Дом продавал на три месяца дольше, чем планировал. Дом строить дорого, а продавать очень сложно. Пришлось снижать цену. В конце концов, покупателя мне нашли не риэлторы, нет, не они, обещавшие с три короба… А сосед, которого я хотел убить. Я пожал ему руку, обязался купить ему вискаря перед отъездом, но так и не купил. Уехал, не попрощавшись.
Меня колбасило. Я не могу жить без Москвы. Я люблю Москву. Золотую, голубую, любую. Я люблю эту самую дорогую в моей жизни проститутку. Я люблю Москву даже больше, чем Алису.
Грузчики погрузили вещи в ГАЗель. Я отдал новому хозяину ключи от дома, дал последние советы по обслуживанию септика, по откатным воротам. Он получает хороший дом. Калиброванный брус и качественное утепление. То, что уже доделывалось под моим непосредственным руководством, было выполнено добротно. Делал, что называется, для себя. Если честно, я несколько месяцев, пока утепляли дом, клали дорогую плитку, думал, уезжать или… Блин. Ладно. Расскажу. Тут такой казус возник – выяснилось, что Анастасия… В общем, Анастасия стала мне писать ватсап. Привет, привет, как дела, нормально, пока, пока. А в инстаграме появилось её видео, где она танцует полуобнаженная вокруг шеста. Я даже передернул пару раз. После чего подумал, что она, вероятнее всего, развелась с богатым мужем – владельцем заводов и пароходов. Потому что при живом муже не ставят таких видео… Ключевое слово «при живом». Угу. Он умер. Как выяснилось. Опять сердце. Проблема в том, что он никогда не страдал заболеваниями сердца. И вдруг… Крупные бизнесмены в России редко умирают своей смертью. Но дело даже не в этом. В моей голове закрутилось другое. Шикарная, богатая, чёрт побери, вдова. Она осталась с двумя мальчиками – один в начальных классах, второй – в детский садик ходит. В вотсап я начал закидывать удочки. Очень уж Настя мне нравилась. Такая… шикарная вся такая… Ух! Безутешная вдова благодарит всех, кто утешит ее… Стриптиз танцует. Груди, жопа, глаза – всё при ней. В итоге переписка закончилась тем, что она мне написала: «Зачем я вам со своими проблемами?» Нууууу да… Ну, в общем, как-то наш разговор сдулся. К тому же я со своими финансовыми возможностями вряд ли её потяну. Она богатая вдова… Квартиры, заводы… А я голодранец. Цыган. Нигер. Пешка. Это потом я узнал, как она боролась за выживание, как у нее отжимали эти заводы, как ей подсыпали в еду яды. Об этом будет в следующей главе. О моей красивой богатой вдове. Пока же прозвучало непонятное: «Зачем я вам со своими проблемами?»
На нет и суда нет. Тем более я мизантроп. И детей не люблю. Я еду в дорогую мою Москву. Там тоже много богатых вдов. Я хоть и не Пашка, но всё же… Каждому болту подойдет какая-нибудь гайка. Еду в столицу моей Родины. Справа от меня блестит канал имени Москвы. Впереди Москва. Новая жизнь. Новая драма.
- 19.05.2021